Вниз по течению-1

А над ними, словно ядерный гриб, возвышался купол. Хадар ненавидел Азар и его жителей всей душой: за Башню, за пережитые там унижения, за смерть Кадзуки. Он мечтал уничтожить этот мир, бросить в реку и смотреть, как он корчится в муках, как слой за слоем облазит кожа и вытекают глаза. Хадар держал её за руку, когда она умирала, чувствовал, как пульсирует артерия на тонком запястье. Слабо, очень слабо. Кадзуки и сама была такой — застенчивой и робкой. Они познакомились в своём, родном мире: Кадзуки сидела на скамейке под роняющей цвет сакурой и читала книгу, прикрыв глаза рукой от яркого солнца. Ветка касалась щеки девушки, лёгкие розовые лепестки падали на страницы. Хадар подошёл к скамейке и сломал ветку. Увлечённая книгой, девушка вздрогнула от хруста и вскинула на него испуганные глаза.

— Не хочу, чтобы она касалась вашей щеки, — сказал Хадар, кладя ветку на скамейку рядом с девушкой. Она посмотрела на ветку, потом на него и, смущённо спросила:

— Вы поступаете так со всеми, кто вам не нравится?

— Ради вас могу со всеми.

— Вы же меня не знаете, — заметила она едва слышно.

— Что же мы медлим?

Больше они не разлучались, даже в Азар попали вместе. Но Кадзуки оказалась слишком нежной для этого мира, а Хадар не смог её защитить. Единственное, что он сумел для неё сделать, это не отдать в кукры. Больше всего в этом мире она боялась стать одной из них, да что скрывать: все они этого боялись. Даже когда ты мокрозяв, у тебя остаётся некоторая свобода — если не воли, то хотя бы мысли. Кукрам не позволено даже этого. Жизнь кукра можно сравнить с жизнью пылесоса — «включают» только для выполнения работы, а затем вновь «отключают».

Хадар сам влил Кадзуки в рот яд и держал за руку до тех пор, пока не перестала пульсировать артерия на запястье. Все это время они смотрели друг другу в глаза. Смотрели и молчали. Кадзуки уже не могла говорить, а Хадар считал, что слова лгут. Как говорил Лао-Цзы: высказанная вслух истина перестаёт быть таковой.

За спиной раздался шорох лёгких шагов. Хадар обернулся. Уверенная, что приблизилась бесшумно, ученица чуть вздрогнула и залилась румянцем. Она была юной, лет пятнадцать, а, может, и того меньше. Тёмная одежда полностью скрывала тело, открыто оставалось лишь лицо, да тонкая полоска шеи над воротником; сквозь грубое одеяние проступала высокая грудь.

— Господин, Великий Хранитель Элсара ждёт вас, — сказала девушка нежным голоском.

Поблагодарив её кивком, Хадар прошёл к низкой двери, что вела в покои ВХЭ — так он сокращённо называл босса.

Живи ВХЭ на Земле, его возраст перевалил бы за триста лет. В Азаре время текло в четыре раза медленнее, но, тем не менее, даже здесь босс был старым. Ничего, зато охранявшие его кукры всегда молоды — неоткукренная вода им нипочём, а пройти мимо них к старикану невозможно.

Каждый раз, встречаясь с кукрами, Хадар думал, что они — есть венец творения этого больного мира. Совершенное оружие, не знающее жалости, любви и страха. Несчастные, полностью отдавшие себя Азару, утопившие память в его мёртвой воде.

Хадар прошёл по узкой, застеленной коврами и жарко натопленной комнате. Старик сидел за столом, ел булку с изюмом и запивал вином. Специально для ВХЭ и его семьи выращивали настоящую пшеницу и виноград, поливая их откукренной водой. Это вам не мусор из перемолотого цеплюча, каким питались остальные азарцы. Несмотря на духоту, на ВХЭ был тёплый халат, из-под стола выглядывали ноги в вязаных носках. Хадар вспомнил, как увидев старикана в первый раз, подумал, что тот похож на гардеробщика в театре: аккуратный старичок с простоватым лицом, редкими, зачёсанными назад седыми волосами. В своём мире Хадар ходил в театр только за компанию с Кадзуки. Она была заядлой театралкой, знала в лицо всех актёров, могла часами говорить о том, кто выразительнее в той или другой роли. Хадар не любил всё это лицедейство — надуманные страсти, бутафорские кинжалы, смерть напоказ, а после выход на поклон к зрителям.

В этом мире Хадару в театр и ходить не требовалось: он находился в нём постоянно, притом в ненавистном для себя качестве актёра. Сейчас как раз начиналось лицедейство. Старикан любил, чтобы агенты, не доходя до него десяти шагов, бухались на колени и бились об пол головой. В том числе и начальник службы агентов. Биться приходилось громко — старику нравилось прикидываться глухим, хотя всё, что ему нужно, он слышал. Чтобы хоть немного смягчить чувство унижения, Хадар в такие моменты представлял, что это забивают гвозди в крышку гроба босса. Пусть даже на Азаре не хоронили в гробах.

— Вода жизнь, — важно произнёс ВХЭ.

— Вода жизнь, — повторил Хадар, по-прежнему глядя в пол. Поднять голову можно было после разрешения старикана. Тот сегодня медлил. Кряхтя, встал со стула, прошаркал к окну. Приподняв голову, хоть это и противоречило правилам, Хадар увидел, что босс остановился вполоборота, глядя на улицу.