Вниз по темной реке

— Здравствуй, Корраван, — наконец произнес Джеймс, отложив ручку. — Кстати, Стайлз до сих пор здесь, так что я не рассчитывал тебя сегодня увидеть. — Он бросил взгляд на Гарри, восторженно застывшего перед схемой. — А это кто?

— Гарри Лиш, — представил я мальчика. — Племянник ма Дойл.

Гарри даже не обернулся.

— А, вот как? Что Мэри? — спросил Джеймс. — Последний раз видел ее на Рождество.

— У нее все прекрасно. И будет еще лучше, если я подыщу этому мальчику достойное занятие. К сожалению, в Ярде ничего подходящего нет. Гарри знает грамоту и арифметику, а еще латынь и французский. Намерен стать доктором.

— Хм. — Джеймс поднялся и подошел к парнишке. — И как тебе схема? Я составил ее с помощью одного приятеля.

Гарри смутился, и Джеймс подбодрил его легкой улыбкой.

— Ну, — пробормотал мальчик, — ваша схема куда лучше, чем в книгах. Здесь есть не только кости и мышцы, но и нервы, и все полости. И все так понятно обозначено…

Вряд ли Гарри мог угодить моему другу больше. Что самое интересное, говорил он искренне.

— Хочешь пройтись по госпиталю? — предложил Джеймс. — Корраван как в воду смотрел, что привел тебя ко мне. Я всегда найду занятие для наблюдательного молодого человека — если, конечно, тебя интересует работа с пациентами.

— Конечно, сэр! — распахнул глаза Гарри.

— Пойдем со мной. Один из моих учеников тебе все покажет.

Гарри, запихнув саквояж за стул, ушел с Джеймсом. Через несколько минут приятель вернулся с довольно озадаченным видом.

— Когда он у тебя появился?

— Ма вчера попросила меня заглянуть. Рассказала, что мать Гарри умерла, а недавно скончался и отец. У мальчика никого не осталось, кроме ма — во всяком случае, больше никто не согласился о нем позаботиться. А Уайтчепел ему точно не подходит.

— Мне тоже так кажется, — решительно заявил Джеймс, усевшись за стол. — Значит, ты превратился в няньку?

— Куда мне, — пробормотал я, заняв кресло напротив. — Мальчишка — маленький сноб, да еще и ершистый. Надеялся, что ты найдешь с ним общий язык.

Я лукаво улыбнулся.

— Парень он неглупый. Тебе не следует запрещать ему учиться.

— Серьезно, Джеймс… Ты можешь придумать ему какое-то занятие? — спросил я, откинувшись на спинку.

— Разумеется. Могу поручить заполнять истории болезни и помогать моим студентам. Кстати, ты, наверное, хочешь спросить меня, как там миссис Бэкфорд? — поинтересовался Джеймс, скрестив руки на груди.

— Ну да, — отозвался я, подавив зевок. — Хотя не знаю, сколько времени смогу ей уделять — потому и отправил к тебе Стайлза. Винсент подкинул мне любопытное дело об убийстве.

— Что значит «любопытное»?

Джеймс писал книгу о нарушениях мозговой деятельности, и одна из глав была посвящена убийцам.

Я кратко рассказал ему о случае с мисс Альберт, и Джеймс, тихо присвистнув, снял очки и протер их носовым платком.

— Напоминает миф о несчастной Аслауг.

— О ком?

— Аслауг — королева викингов, жена Рагнара, легендарного датского короля, — просветил меня Джеймс. — У скандинавов было принято помещать тела покойников королевской крови — или из богатых семей — в лодку, куда укладывали и принадлежащие усопшему драгоценности. — Он водрузил очки на нос и посмотрел на меня поверх оправы. — Да ты должен это помнить, ведь Белинда в прошлом году ходила с тобой на «Трагедию об Аслауг и Рагнаре» в бесплодной попытке приобщить тебя к культуре. Пьесу давали в «Критерионе». Боюсь, ты тогда все проспал.

— Да ладно тебе, — фыркнул я. — Расскажи лучше о миссис Бэкфорд.

В глазах Джеймса засветился интерес. Сегодня он явно считал Мадлен куда более занятным случаем, чем в день ее поступления в госпиталь.

— Я продолжаю считать, что ее мозговая деятельность нарушена, однако и симптомы, и причина нарушений отличаются от того, с чем я обычно сталкиваюсь. — Он нагнулся ко мне. — Бэкфорд упоминал, что его жена владеет французским?

— Не припомню такого.

— Может, рассказывал, что у нее была в детстве гувернантка-француженка или сама Мадлен какое-то время жила во Франции?

— Ничего подобного он не говорил.

Джеймс торжествующе улыбнулся.

— Она ни слова не проронила во время бодрствования, и все же за то время, что я ее наблюдаю, произошло нечто странное. В первую ночь Мадлен говорила во сне. Дежурная сиделка обычно записывает все, что пациенты бормочут по ночам. Так было и на этот раз, но речь Мадлен показалась ей настолько исковерканной, что не удалось разобрать ни слова. — Джеймс открыл ящик стола. — Сегодня ночью при ней была другая сиделка. Она-то и догадалась, что миссис Бэкфорд говорит по-французски.

Вот так так…

— Ты не пытался спросить, где она учила язык?

— Конечно, нет! — встревожился приятель. — Стоит нагрузить утомленный мозг миссис Бэкфорд ее же ночным бредом, и у нее в голове возникнет полный сумбур! Уж не говорю о том, что она будет бояться заснуть: вдруг выдаст во сне то, что пыталась сохранить в тайне?

— Так что же она все-таки сказала ночью?

— Сиделка Эймс не слишком хорошо знает язык, однако кое-что уловила. Сейчас прочитаю.

Достав из ящика лист бумаги, Джеймс вздохнул:

— Хорошо бы Эймс записала слова Мадлен по-французски, но она предпочла их перевести.