Вниз по великой реке

Мы оба дружно развернулись и уставились на залив, уже окутанный сумерками. Никаких сомнений: Хэрн слышал то же самое, что и я.

И что бы он там ни твердил – уверена, что видела в тумане над водой какой-то силуэт. Темная фигура и пятно посветлее – лицо и волосы. Мамин голос произнес:

– Прекратите ссориться и присмотрите за Гуллом. Делайте что хотите, но не допустите, чтобы он дошел до моря. Заберите его к месту встречи вод.

– Куда-куда? – переспросила я. – Мама, что творится с Гуллом?

Тут Хэрн громко рассмеялся.

– И чего ты нашел смешного? – рассердилась я.

– Ты стоишь и болтаешь с деревьями, и камнями, и с половиной лодки, – сказал Хэрн. – Да ты присмотрись!

Я присмотрелась и увидела, что он говорит правду. Корма лодки выглядывала из тростников – и она-то и образовала нижнюю часть той темной фигуры. Верхней частью был ствол сосны, росшей почти в точности над лодкой. А за сосной на возвышении вокруг какого-то светлого камня торчал куст – это и было лицо и волосы.

– Но был же еще голос! – воскликнула я. – Ты тоже его слышал!

– Какой голос – цапли? – поинтересовался Хэрн.

И вправду откуда-то донесся крик цапли.

Я прислушалась. Крик сделался тише, а потом раздалось хлопанье крыльев.

– Мы все устали, – признался Хэрн. – Вот я и разозлился. Надеюсь, что Гулл хоть сегодня даст нам поспать спокойно, а то скоро мы станем не лучше его.

– Непохоже, чтобы это было от усталости. – Я чувствовала себя страшно глупо.

– Ну, как бы там ни было, это говорила не мама, – уперся Хэрн. – Она умерла. Да, правда, мне тоже на секунду почудился ее голос. Но давай мы лучше не будем рассказывать про это Робин, ладно? Она только разволнуется.

Я согласилась. Робин нетрудно взволновать. Мы вернулись обратно и помогли сестре приготовить ужин. Утенок появился только тогда, когда еда была уже готова. Хэрн мрачно посмотрел на него, но промолчал. Утенок уселся, прижимая к себе Леди, и тоже не стал ничего говорить.

Гулл есть отказался. Он лежал в лодке, становился все холоднее и только повторял: «Почему мы не плывем дальше?»

Робин закутала его во все одеяла, сколько их у нас было, но тот не согревался. Утром он тоже не поел. Но по крайней мере, этой ночью вел себя тихо: Утенок, не дожидаясь просьб, отдал Гуллу Леди, и мы наконец смогли выспаться.

На следующий день мы поплыли дальше по озеру. К полудню увидели, как впереди встает высокий фиолетовый берег, и подумали, что озеро заканчивается. Но мы никак не могли найти, где же Река вытекает из него. Хэрн сказал, что она обязательно должна отсюда вытекать, поскольку течение в середине озера оставалось все таким же сильным. Решили пообедать где-нибудь на холмистом фиолетовом берегу, а потом поискать, куда же задевалась Река. Поэтому, когда берег приблизился, Хэрн спустил парус – он хотел подойти к прибрежным скалам на веслах. Вообще-то, мы хорошо знали Реку, но тут попали впросак. Озеро казалось тихим и спокойным, а маячащие впереди скалы были настолько большими, что мы поняли, насколько быстро движемся, лишь после того, как спустили парус. Да и то только потому, что увидели: лодка не собирается останавливаться. Бочки, всяческие ящики и стволы деревьев продолжали плыть рядом с нами, с прежней скоростью, а горы неслись нам навстречу.

– Ой, как хорошо! – воскликнул Гулл со дна лодки. – Наконец-то мы поплыли побыстрее!

– Я сейчас ему врежу! – оскалившись, заорал Хэрн. – Вот ей-же-ей врежу!

Он втянул весла обратно в лодку, потому что проку от них не было никакого – только лодка из-за них начала вертеться, – и попытался снова поднять парус.

– Не надо! – завизжали мы с Робин.

Ветер улегся, потому что мы очутились прямо под горным склоном, и лодка опасно накренилась. Хэрн, похоже, настроен был поспорить, но, когда нас понесло прямиком на огромный утес, он позабыл про спор и схватился за голову.

Казалось, что мы вот-вот врежемся в этот утес. Просто поразительно, сколько всего успевает пронестись в голове, когда смотришь в лицо смерти. Вот я, например, подумала: «Этот путь, на который тянет Гулла, плохой, плохой, плохой!» Одновременно с этим удивилась: почему мы не видим волн, разбивающихся о скалу? Вода была совершенно спокойной – хотя текла очень быстро, – и лишь изредка на ее поверхности виднелись желтые пузырьки.

А потом нас тряхнуло. Показалось, что у меня голова оторвется и слетит с плеч. Лодка резко развернулась вместе с течением, и нас понесло потоком воды мимо утеса в узкую щель.

Грохот здесь стоял, как в первую ночь половодья; только тут еще и эхо отражалось от стен. Скалы слева и справа были настолько высокими, что внутрь расщелины почти не проникал свет, а небо превратилось в узкую полоску где-то высоко над головой. Я успела заметить деревья, растущие по краям расщелины, – снизу они казались не больше кустика. Но вообще-то, я не могла оторвать взгляд от Реки. А вот Хэрн смог и убрал киль. Я же вцепилась в борта лодки и пялилась на пенящуюся воду. Она билась о камни, рвалась в клочья, распадалась на отдельные струи и превращалась в водовороты.