Вниз по великой реке

Танамил и Хэрна чему-то учил. Я помню, как они сидели на корточках и варвар что-то рисовал палочкой в пыли, а Хэрн кивал. А то еще прыгали друг на друга и принимались бороться. Мне нравилось на это смотреть. Я дернула Танамила за руку, прямо как Робин, и сказала:

– Покажи и мне!

И он показал. Кое-что я просто не могла сделать, потому что не такая сильная, как Хэрн, но зато Танамил поведал, как использовать силу другого человека против него же. Наверное, если бы в тот момент туда вошел какой-нибудь взрослый враг – например, Звитт, – я могла бы швырнуть его на землю, а может, даже и убить. Но я не уверена, что мне следует пользоваться этими знаниями.

Зато Танамил научил меня двум вещам, которыми я пользуюсь. Не помню, с чего вдруг речь зашла об этом, но я ему пожаловалась, что про многие слова не знаю, как их ткать.

А Танамил сказал, что нет ничего дурного в том, чтобы составлять собственные узоры – только тогда обязательно надо объяснить другим, что они значат. Но еще он посоветовал:

– Ты всегда должна использовать правильный узор для обозначения Реки. Это важно.

И он показал мне этот узор, переплетя стебли тростника. Еще он открыл мне более быстрый способ сучить нити. Он заставлял меня упражняться на тростинках, пока не получилось как надо.

– Такую пряжу используй для самых важных мест твоей истории. И тогда эти фразы станут более выпуклыми и будут выделяться на ткани.

Я так и сделала в нескольких местах этой накидки. И меня вовсе не смущает, что этому меня научил Танамил. Главное, что оно работает.

Спрашивала я и у Хэрна, что Танамил ему объяснял, когда писал палочкой в пыли, но Хэрн не ответил.

А потом Танамил пришел к нам, когда огонь плясал в очаге и его отсветы смешивались на потолке с пятнами солнечного света.

– У каждого из вас должен быть ко мне вопрос. Спрашивайте.

Сперва мы никак не могли придумать, что же такое узнать.

Тут вспомнилось, как тетя Зара любила говорить: «Танакви, тебе следовало бы молвить мне одно словечко. Какое?» Я, конечно же, никогда не могла понять, что она имеет в виду, потому ничего и не говорила, и тетя Зара называла меня грубиянкой. Если бы она хоть раз объяснила по-человечески: «Танакви, ты забыла „пожалуйста“», – я бы сразу все поняла. Вот и с Танамилом получилось что-то в этом роде. Он хотел, чтобы мы сказали что-то определенное. Но мы не догадывались, о чем он.

Первым заговорил Хэрн:

– Вы называете себя волшебником?

– Ну, в некотором смысле я действительно волшебник, но я себя так не именую.

И он повернулся к Утенку.

– Вы верите в Бессмертных? – спросил Утенок.

Он очень старался, и видно было, что Утенок считает, будто задал жутко умный вопрос.

Танамила это позабавило. Он запрокинул голову и расхохотался.

– Не так, как вы, – ответил он. – Однако они существуют.

Потом, все еще посмеиваясь, он повернулся ко мне.

На мгновение мне показалось, будто я знаю, какой вопрос он хочет услышать от меня, но это ощущение тут же ушло.

– Нет-нет! – произнес Танамил. – Ты должна спросить о том, что тебе самой важно.

Это было ужасно похоже на слова тети Зары о том, что я должна говорить «пожалуйста» по собственному желанию. А у кого такое желание бывает?

– Пожалуйста, – буркнула я на всякий случай, но это было, конечно же, не то. И тогда я спросила: – Откуда вы?

Неправильный вопрос. Танамил снова рассмеялся.

– Полагаю, вы бы сказали, что я пришел с Черных гор.

Я окончательно перестала понимать, что к чему. Всем известно, что варвары пришли с моря. Пока я пыталась хоть что-то сообразить, Танамил повернулся к Робин. И я не знаю, о чем его спросила сестра. Какой-то вопрос она задала, и я думаю, что на этот раз попала в точку, и Танамил на него ответил, но совершенно не помню, о чем у них шла речь. Утенок считает, что я этого не помню потому, что Робин в этот момент там не было. Он говорит, что Танамил ходил и спрашивал каждого отдельно, а я все перепутала, поскольку это произошло в самом начале, как только мы туда пришли. Но по-моему, это было почти в самом конце, именно так я и тку эту историю.

Дальнейшее случилось уже ночью, и я знаю, что это и правда было в конце. Мы все спали на груде одеял, у очага. Нам еще ни разу с тех пор, как уплыли из дома, не было так тепло и удобно, так что не знаю, отчего я вдруг проснулась. Ну, если только Робин и Танамил забылись и повысили голос во время спора. До меня донеслись лишь отдельные отрывки из него. Сон то возвращался, то пропадал, а они все спорили. Я запишу здесь то, что расслышала.

– Но им нужно идти, – убеждал Танамил. – Они все связаны друг с другом, и я не могу оставить их здесь навсегда.

– В таком случае, – сказала Робин, – я тоже должна идти.

– Но ты никогда себя не связывала, – возразил Танамил. – Зачем же ты пойдешь?

– Пойду, и все. Я еще давным-давно пообещала маме…

– Если бы твоя мама знала, о чем я прошу, – быстро ответил Танамил, – она велела бы тебе сделать, как я говорю.