— Дженни тоже честолюбива, — тут же ухватился за это Алек. — Честолюбивее, кажется, некуда. Но ее я не осуждаю.
— Мы не обсуждаем Дженни. Мы говорим про честолюбивую, талантливую молодую актрису…
А разве Дженни не честолюбива? Не талантлива?
— … которая вовсе не собирается всю жизнь сниматься в мыльных сериалах.
— Выходит, мыльный сериал недостаточно хорош для Риты Харбер? — теперь взбесился и Рэй. — Эй, Брайан, но тебя-то последние десять лет это вполне устраивает?
Рэй был настоящий уличный мальчишка. И драться умел.
— Все же это верный кусок хлеба, — ответил Брайан. Он не хотел сражаться, предпочитая выступать в роли миротворца. — Ты должен содержать семью, — сказал он Рэю, — и я тоже.
Что-что? Содержать семью? Должно быть, он имеет в виду Дженни. Алек взъярился. Вот и новое оправдание! Это из-за Дженни он околачивается здесь! Дженни удерживает его! Боже, какой груз она несет! И терпит такое ежедневно. Брайан смеет обвинять ее в том, что сам не является одновременно сценаристом, актером и режиссером собственного сериала! Или что-то в этом роде…
Любая встреча с Полом Томлином во время работы над «Аспидом» вызывала у Алека взрыв раздражения и злобы, но он упорно скрывал свои чувства, неустанно повторяя про себя: «У нас просто разные подходы к делу. Мы видим мир по-разному. Не стоит сердиться на него за то, что он не в состоянии отличить белого от черного».
Но сейчас Алек был и впрямь зол. Брайан настолько явно лгал, делая вид, что ничего не происходит, что это сводило Алека с ума. Брайан не говорил слов, за которые с полным правом можно было бы вогнать ему зубы в глотку. Он ухитрялся задеть за живое, заставить посинеть от ярости — и виртуозно ускользал.
И не ценил Дженни. Этот чертов сукин сын не ценил Дженни!
Но Алек знал, что Брайан никогда не оставит свою работу. Так и проживет всю жизнь, утешаясь тем, что «мог бы достичь Олимпа» и обвиняя в своих неудачах всех и вся, кроме самого себя.
Перегрин: Во всем виноваты Варлеи. Амелия любила меня. Я знаю это наверняка. И она вышла бы за меня. Мы даже подумывали о тайном венчании, но она во что бы то ни стало хотела их благословения.
Джорджианна: Амелия? Хотела бежать с тобой? Это невозможно!
Перегрин
Джорджианна
Перегрин: Я бы научился, не сомневайся.
Джорджианна: А раньше ты о чем думал?
Перегрин: Ну, сейчас-то это все равно не имеет смысла.
— Что ты думаешь о Рите?
У Алека слегка екнуло сердце. Когда вошла Дженни, он заканчивал телефонный разговор. В комнате было много народу, и можно было подсесть к Трине или Фрэнсин, которых она жаловала. Но Дженни устроилась рядом с ним.
«Если бы ты только знала…» Если бы она имела хоть малейшее представление о чувствах Алека, то ни за что бы не разыскала его в переполненной комнате, не села на диван рядышком. Его чувства смутили бы ее, она ощутила бы неловкость, а возможно, и вину… Но Дженни ни о чем не догадывалась.
— Она производит хорошее впечатление, — мягко ответил Алек. — Правда, пока не Бог весть что делает, но явно хочет научиться работать перед камерой.
— Я не вполне уверена, что стоило приглашать ее на роль. Видишь ли, если у актрисы такая потрясающая грудь, с ней надо что-то делать — я имею в виду, что она достойна стать элементом сюжета… — До сих пор восхитительные формы Риты тщательно скрывали платьями с высокими воротниками и драпировали шалями. — Но Джордж и Томас были в бурном восторге от ее кинопробы. И Брайан тоже.
Брайан? Он смотрел материалы кинопроб? Алек поежился. Какого дьявола она до сих пор прислушивается к мнению этого ничтожества?
…Потому что живет с ним и любит его — или…
Проклятье! Но это на самом деле так. Нечего закрывать глаза. Те, кто вырос на острове Принца Эдварда, без ума от «Энн из Грин Гейбла». «Представьте себе Энн, — объявил он своей семье, когда рассказывал про Хлою. — Так вот Хлоя — полная ее противоположность».
А Дженни? Она не рыжая и не заплетает волосы в косички — но у нее веснушки на носу, бурное воображение, она весела и остра на язык. Она — самая настоящая Энн, его собственная любимая Энн. Только такая женщина ему необходима.
Беда лишь в том, что эта Энн уже нашла своего Гилберта.