Внучка алхимика

– Знаю, отчего не знать. Думаю, для многих петербуржцев это уже не тайна, не все же затворниками живут, как княжна Астахова.

– И вы можете мне сказать, кто он? – робко спросила Соня, опасаясь, что Григорьева не станет с нею об этом откровенничать. Ежели все её знания стоят таких денег…

– Скажу. Генерал-аншеф Старовойтов. Дворянин. Вдовец. Денег – куры не клюют. Отчего же ему, старому сморчку, каковой привык себе ни в чем не отказывать, не захотеть жениться на этакой ягодке… Что ему мнение света, с его-то деньгами?!

– Мнение света? Вы хотите сказать, Аделаида Феликсовна, что это самое мнение настроено ко мне враждебно?

– Ещё как враждебно, моя душечка! Покойного Дмитрия Алексеевича многие жаловали: шутник, балагур, лёгкий человек. Злословят, что в тихом болоте черти водятся. Мол, Астахова сиднем сидела, тихоню из себя строила, а теперь, по её вине, каковая выражалась в неумеренном кокетстве и сталкивании лбами ухажёров, один молодой человек в могиле, а другой изгнанник из собственного отчества. Говорят, императрицу это событие разгневало. Ежели бы не Екатерина Ивановна Шарогородская, пожалуй, могли бы тебя, ангел мой, насильно в монастырь сослать. К зятю она благоволит, вот за тебя и заступилась…

Только тут Соня осознала, как отозвалось в петербургском обществе происшествие с нею, а она-то думала, что это лишь достояние их семьи.

– Понятное дело, и семья графа Воронцова наказания виновных требовала, – услышала она голос Григорьевой, едва приходя в себя.

Выходит, не так уж не прав был князь Астахов, стараясь найти сестре жениха и тем самым погасить пламя страстей, бушующее в среде петербургского бомонда. Ведь страсти эти могли навек погубить репутацию самой благопристойной девицы, так что ей и вправду оставалась одна дорога – идти в монастырь!

– Значит.., – голос Сони дрогнул, – вы думаете, маменька об этом знала?

– Как не знать, ежели Шарогородская к ней сразу после дуэли ездила. Тогда ещё и ты не нашлась. То есть, кое-кто думал, что княжна Астахова отсиживается где-то, ждет, пока шум утихнет. В причине дуэли девицу обычно не винят, а тут будто постарался кто, у всех на слуху имя Софьи Астаховой было…

Соня побледнела, почувствовав, что ещё немного, и она упадёт в обморок. Ведь не прямо в лоб обвиняя, но все же Григорьева дала понять, что в смерти княгини Астаховой есть вина и её дочери.

– Марфуша! – услышала она обеспокоенный голос мадам Григорьевой, и вскоре к её лицу поднесли флакон с нюхательной солью.

Над уже лежащей на кушетке Соней склонилось обеспокоенное лицо Аделаиды Феликсовны.

– Деточка, так ты ничего об этом не знала? А я-то, старая курица, раскудахталась. Думала, ты от позора бежишь… Говоришь, во Францию уехать намерилась? Уж не к Луизе ли, гувернантке своей.

– К ней. А как вы догадались?

– Особого ума на это не требуется. Гувернантка у тебя француженка, вон до сих пор вы с нею переписываетесь. К тому же, ещё дед твой Еремей всё к французам тянулся. Дружок у него был, помнится, в городе с названием… Дежансон!

Соня от неожиданности вздрогнула. Неужели от этой женщины нельзя ничего скрыть? Между тем, Григорьева улыбнулась впечатлению, которое произвела на свою посетительницу, и скромно заметила:

– У каждого из нас свои секреты, не правда ли, дорогая?.. Как, пришла в себя или ещё полежишь?

– Нет, со мною уже всё в порядке, – проговорила сконфуженная Соня, опять садясь к столу. – Извините меня.

– Ничего, это со всеми бывает, – проговорила Григорьева, протягивая ей чашку со свеже налитым чаем. И продолжила беседу с Соней, будто ничего не случилось. – Во Францию, говоришь, поехать собралась. А ты хоть понимаешь, дитя мое, как дорого стоит подобная услуга? Найдутся ли у тебя такие деньги?

Деловой тон женщины привёл в себя Соню куда быстрее, нежели её участие.

– Найдутся, – кивнула княжна. – Правда, деньги из того, что у меня есть, ещё нужно получить. Обменять. Продать. В общем, деньги мои пока заключены вот в этом золоте.

Она выложила на стол из сумочки золотой слиток, который звякнул, задев её блюдце.

Григорьева протянула руку и взяла слиток. Подбросила его слегка уже привычным для Сони жестом и сказала:

– Шесть фунтов.

– Точно.

Соня уже ничему не удивлялась.

– Я дам тебе за него полторы тысячи рублей.

Княжна ожидала получить чуть ли не вдвое больше, но она не промолвила ни слова, а только согласно кивнула. Григорьева все же уловила тень разочарования в её глазах и сочла нужным пояснить:

– Слишком большие расходы предстоят. К тому же, не знаю, известно ли тебе, но у меня принцип: дружба дружбой, а денежки врозь. А тебе, при разумных тратах, хватит и на обратный путь, и на месяц-другой проживания во Франции. Или сколько времени ты намерена там быть?