Внучка берендеева в чародейской академии

— Доброго здоровьица тебе, Зослава-краса. — Еська походил на себя прежнего, улыбался во все зубы, только в темных глазах нет-нет да тоска звериная проглядывала.

Знает он про Гордану. И про шарфик ейный заветный… и про иное все знает.

— И тебе не хворать, — ответила я.

Мыслями-то я не на беседу благообразную настроена была, пускай и велела бабка гостюшку пирогами встречать, да чаи затеяла, благо, ныне есть кому самовару таскать да столы прибирать.

Не шли у меня из головы слова Киреевы.

Про ритуалы опасные. И вправду ведь опасно… я мыслю, что опасно… будь иначе, неужто не ведали б такого средства нашие маги? Арей все одно рискнет… а я… я помолюся Божине, чтоб вышло у них все, как оно задумано.

…ныне ж ноченькой.

— Словом бы с тобою перекинуться… — Еська на бабку мою глянул, которая на лавку присела тихенько, что мышка. — Где-нибудь… в тихоем месте…

— Гляди, Зослава, после иных слов и дети родятся… — Бабка Еське кулачком погрозила.

— Ну что вы, уважаемая… я ж со всем почтением…

— Ага, а от почтения пущею и близняты бывають…

— Идем. — Я Еську в горницу провела. — Садись куда… и говори, только по делу говори…

— По делу… если по делу. — Шапку он стянул, на лавку кинул, провел рукой по рыжим волосам. — Спасибо тебе…

— За что?

— Снова ты нас спасла. Без тебя б Гордану не взяли б…

И отвернулся.

— Любишь?

— Перегорит.

— Главное, сам не сгори…

— Уж постараюсь. — Он потер сухие глаза. — Я этого ублюдка сыщу… над землею, под землею… найду, веришь?

— Верю.

— И за всех спрошу…

— Ты о том поговорить хотел?

Еська мотнул головой.

— Присядь, — попросил. — Братья решили, что меня ты скорее послушаешь, хотя я и говорил, чтоб особо не надеялись, но… сейчас ты можешь уйти.

— Куда?

— Откуда, — поправил Еська. — Из Акадэмии… нет, Зослава, сначала выслушай. Это не твоя война и… и не знаю, что дальше будет. Со мной. Со всеми нами… вы мало что не погибли. А дальше оно лишь серьезней будет. Тот, кто столько положил, чтобы власть получить, не отступится. Как и мы, потому что некуда… у нас два пути, или к трону, или к могиле… а ты вот в этом раскладе случайный элемент. И пока тебе повезло, но любое везение, Зослава, рано или поздно заканчивается.

Смолк.

Вздохнул.

— Если объявить, что ты перегорела… или что получила серьезные повреждения… не физического тела, а ауру имею в виду… сказать, что тебе нужен отпуск. Напишешь заявление. Ректор подпишет. И на следующий год, если еще желание будет, восстановишься… вот…

Он положил на стол свиток.

— Матушка жалует за службу верную тебе и дом этот… и поместье… хорошее поместье. Пять тысяч дохода дает.

От уж не чаяла…

— Передай матушке своей благодарствие. — Я свиток не тронула. — И что прежний ее дар хорош был… ему я жизнью обязана.

Потрогала пальчик, на котором сидело царское колечко, красивое, только камень выгорел, новый вставить надобно.

— Только… вы как будете?

— Как-нибудь.

Ага, как-нибудь так… как-нибудь этак…

— Подумай. — Еська шапку поднял, но надевать не стал, смял в руках, на ней злость вымещая. — У тебя есть за кого бояться…

Есть… и бабка, и Станька вот… только… чуется, что, коль и соглашуся я на предложение Еськино, да скажуся хворою, уеду до хаты, то навряд ли про меня позабудут. И дом не спасет, пусть и стоит при нем охрана, и поместие… есть же боярыня, которая поймет, что подарок ейный я Арею не передала… и батюшка Горданы… и тот, который в маске от людей добрых лик свой скрывает.

Нет, неможно мне уходить.

И я покачала головой: будь что будет.

Остаюся.

— Знаешь… — Еська осклабился широко, радостно. — А я и рад… нет, честно, рад. С тобой оно как-то веселей…

Ага, как бы не помереть вовсе с того веселия…

Ничего. Даст Божиня — справимся.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Лес застыл, не смея переступить границу колдовского круга. Древний, означенный тремя кольцами из камней, он меж тем дышал силой, и женщина, замершая в самом его центре, эту силу чуяла.

Она стояла, нагая и страшная в этой наготе, казалось, вовсе не ощущая холода. И лишь губы ее шевелились, будто женщина эта говорила с кем-то, невидимым прочим.

Люди же, сопровождавшие ее, старательно пялились на лес.

Не впервой им было сопровождать ведьму к заклятому кругу, и привыкнуть бы, а нет, все одно сердце то замирало, то вскачь пускалось. В холод кидало кого, кого и в жар. Мерещились призраки будто бы… а может, и не призраки, но тени лукавые, рожденные мертвыми ветвями.

Место это горело, давно, но берегло следы того пожара, что на самой земле, ныне укрытой снегом, что на стволах дубов, что в самом воздухе, где отчетливо чуялся запах гари.

И чем дальше, тем яснее.

Казалось, стоит приглядеться, и вновь вырвется из-под проклятой земли пламя, которое очищало ее, да не сумело очистить вконец.

Женщина стояла, чуть покачиваясь. Бледные пальцы ее то гладили, то царапали предплечья, и без того расцарапанные до крови. Но ни капли не упало на снег.

Однако вот она вскинулась, рассмеялась диким хриплым смехом.