Внучка панцирного боярина

— Слушаю, ваше превосходительство, — сказал только фельдфебель, знавший, что генерал в подобных случаях неумолим, и, выставив вперед правую ногу, повернулся налево кругом к двери.

По выходе его из комнаты генерал стал в раздумье ходить по ней. «Евгения огорчится за своего protêgê, — говорил он сам с собой. —  Но мы поправим это. За отличие в первом деле я представлю его в офицеры».

Это задушевное обещание было вскоре исполнено. За отличную храбрость в двух, трех делах против мятежников Застрембецкому возвращен прежний его чин поручика.

Владислав в первую ночь после уничтожения оружейного депо посылал Кирилла посмотреть издали, зажжен ли вестовой маяк. Кирилл возвратился с известием, что ни одного огонька не видно на крышах в имении Сурмина. Сердце у Владислава замерло. «Неужели, — думал он, — не было Застрембецкому удачи? Не помешало ли ему какое важное затруднение? В случае же фиаско ожидают его бедственные последствия, жонд восторжествует». Весь следующий день провел он в мучительной тревоге. Наступила ночь. Кирилл был послан вновь на рекогносцировку. На этот раз ответ был благоприятен, посланный донес, что колокольня сильно освещена как люстра и на огромном шесте пылает огненный сноп. Владислав успокоился. Через два дня прискакал к нему тощий еврей на тощей лошаденке. Он барабанил голыми пятками по ребрам своей клячи и вдобавок выбивал из нее прыть обломком кнута. Пейсики его, прилипшие от пота ко лбу и к вискам, не развевались по обыкновению из-под ермолки. Он проворно соскочил с неоседланной лошади и подал письмо первому попавшемуся ему на глаза слуге, примолвил только: «по еврейской почте, пану Стабровскому, из Горыгорецка». За доставление письма была выслана из панского дома щедрая награда. Письмо было от могилевского воеводы Жвирждовского, Топора. Он извещал только в нескольких иероглифических строках, к которым ключ имел Стабровский, что начинает свои действия с Горыгорецкого института и умоляет витебских доброжелателей «быть немедленно готовыми».

Наступал роковой час для Владислава. Можно судить, что происходило в его душе. Игра шла на шах и мат. Он оповестил заговорщиков, чтобы они съехались к нему для выслушания важной вести. Во время его тревожного состояния носился перед ним образ Лизы в виде ангела-хранителя и утешителя его.

Съехались заговорщики. Решено было созвать тотчас повстанцев и распределить по ним оружие из депо.

Прибыли к назначенному месту.

Ужас овладел членами жонда, когда они увидали, что место это изрыто, кладовая, где хранились ящики и тюки, пусты.

Была минута оцепенелого молчания. Бледные, трясясь от страха и бешенства, все озирали друг друга, как бы искали, не обнаружит ли чье лицо предателя.

—- Измена! измена! — закричали заговорщики.

Но где было искать изменника, на кого было указать, кого обличить? Все лица были одинаково мертвенно бледны, все они выражали одно чувство ужаса.

Таково состояние воинов перед сражением, когда у них не оказалось зарядов, таково оно у моряков, когда на полном бегу парохода от сильнейшего неприятеля кочегар закричал: «нет больше топлива».

— Вы осматривали депо во время наших маневров? — с дерзким видом обратились офицеры к Владиславу и Волку.

— Осматривали, — отвечали они твердым голосом, — и нашли все в порядке, ни одного человеческого следа не было заметно.

— Судить Волка и Стабровского! Расстрелять их! — слышались голоса.