Внучка, Жук и Марианна

Как давно это было, и как все в жизни оказалось совершенно иным. Катя мысленно пожелала счастья заплаканной девчушке в нелепой шляпе с фатой, нескладный молодой муж которой едва держался на ногах. Она старалась не думать о Николае, всячески уговаривая себя: ну случилась глупость, мало ли что бывает, это все пройдет…

Но перед глазами снова и снова вставало его лицо, четко прочерченное светом луны. Кожа помнила его прикосновения, губы — сухую шершавость его губ. Катя даже помотала головой, чтобы отогнать навязчивые воспоминания. «Ничего не получится, — уговаривала она себя, — слишком мы разные, ничего у нас нет общего». А голос, предательский голос в черепной коробке, нашептывал ей то, что она и так в глубине души знала: «Дура ты, делаешь самую большую глупость в своей жизни и потом будешь локти кусать…» Но большая и умная девочка Катя снова повторяла себе: «Это случайность, так не бывает, не может быть — чужой человек, чужая жизнь, он быстро поймет, что я ему не пара…» И умная девочка победила раздвоение собственной души, как всегда.

Остаток дня она, почти больная от ненужных мыслей, скоротала в кафешке на Тверской и в одиннадцать вечера села в поезд. Привычный перестук колес успокаивал, уговаривал: все пройдет, все пройдет. Катя долго лежала без сна, пока не ощутила гулкую и безнадежную пустоту внутри. Но под утро все же заснула и проснулась, когда горластая проводница пошла по вагону, трубно призывая «собрать постели и получить проездные документы!».

Добро пожаловать в зазеркалье!

Выйдя в большой зал Московского вокзала, она вновь, как в детстве, испытала ощущение, которое сама называла «приездом Алисы в Зазеркалье». Поскольку этот зал был точной копией такого же зала на Ленинградском вокзале в Москве, ей всегда казалось, что она никуда не уезжала и не приехала, а просто прошла сквозь время, а Москва и Питер — это один огромный город, разделенный невидимой волшебной стеной.

На привокзальной площади взяла такси и поехала к себе на Гражданку. Окончательно проснувшись, стала перечислять в уме дела, которые надо сделать как можно скорее — первым делом на работу, где ждет незавершенный рекламный ролик для «Фармасьютикал продактс», забрать вещи из химчистки, если их еще не сдали в ломбард, заплатить за квартиру и свет…

Такси въехало в зеленый двор, Катя расплатилась, взяла сумку и побежала за угол, к подъезду.

У невысокой оградки стояла запыленная «Нива-шевроле». Положив обе руки на руль и уронив на них голову, в машине спал Николай. На заднем сиденье развалилась Марианна, вылизывала переднюю лапку, жмурилась.

— Ты-то как сюда попала, Мурочка? — шепотом спросила Катя.

Марианна посмотрела равнодушно, потянулась во всю длину сиденья.

Катя протянула руку в открытое окно, погладила Николая по голове. Он тут же проснулся, как от толчка. Смотрел на нее покрасневшими глазами, потом крепко потер обеими ладонями лицо.

— Ты сумасшедший? — тихо спросила Катя.

— Ну вроде того, — хрипло сказал он и улыбнулся: — А чего тут ехать-то, шестьсот километров.

— Как ты узнал адрес?

— Ну ты даешь, я же тебе телеграмму-то посылал, забыла? Хорошо бы душ с дороги, а то я пропылился насквозь. Есть у тебя душ-то?

— Есть у меня душ, — медленно сказала Катя. — А ты зачем приехал?

— Как это зачем? За тобой, — серьезно ответил он. — Сколько тебе времени надо собраться?

— Нет, ты точно сумасшедший! — засмеялась Катя.

Боцман Арчибальд

Хорошо было бы что-нибудь съесть. Тут, на окраине, среди бетонных заборов, запахов металла и бензина, ловить нечего. Но если перебежать большое шоссе, свернуть налево, к рынку стройматериалов, добежать до противоположного конца, там, среди тонаров и павильонов, среди контейнеров с отходами, среди галдящих над хлипкими столиками убогих кафешек местных обитателей, уж наверняка найдется что-нибудь съестное. А может, добрая Фарида, громко костеря подвыпивших грузчиков и покрикивая на нерасторопных поварих, вынесет ближе к ночи костей… Тогда сытный ночлег обеспечен точно.

За ним, как всегда, увязались два молодых кобелька — куда от них денешься. Всюду бегут следом, хоть и на почтительном расстоянии. Но он уже привык — точнее, сам приучил. Вперед не сунутся, но точно знают, что за ним не пропадешь.

Он подлез под бетонный забор — приличный лаз был прокопан тут еще с лета, а снег примят частыми вылазками, растоплен и отполирован брюхами собак, поскольку зимой дыра стала существенно уже. Потом по узкой глубокой тропе добежал до шоссе, протрусил вдоль ограждения. Слева в синеющих мартовских сумерках сплошным потоком шли на Москву огромные фуры, справа шоссе было пустым. Он дождался промежутка между двумя фурами — водитель второй вроде даже притормозил — и рванул через шоссе.

Страшный удар пришелся в правый бок на уровне передней лапы. Глухо стукнулся о металл череп, звезды взлетели перед глазами жутким фейерверком, и свет померк.