Внук Дьявола

– Конечно, конечно, Лейни, – поспешил успокоить ее Мэтт Кэссиди. – Действительно, давайте собираться.

– Ну да, ну да, – вступил в разговор старый Бен Сандерс, поднимаясь с места, – уж у нас-то воспитание получше, чем у молодых Ролинсов, мы из-за детской свистульки не станем поднимать шум, потому что «Магнолия» – приличное заведение. Значит, Колли Ролинс опять в нашем городе. Ну и дела, я вам скажу!

Посетители один за другим покидали ресторан; только Белла и Альма все возились со своими сумочками, убирая в них карманные Библии и прочую душеспасительную литературу.

Дождавшись, пока все посторонние покинут ресторан, Уэй обратился к Лейни:

– Я только вчера узнал, что Альберт Ролинс вызвал его домой. И его, и Престона. Нынче летом в городе будут двое Ролинсов. Надеюсь, мы это как-нибудь переживем. Если совсем честно, надеюсь, что как-нибудь переживешь и ты.

– Уэй, я уже не маленькая девочка, о которой надо заботиться, – проворчала Лейни. – Я уже взрослая.

– Заботиться о тебе я обязан, – серьезно возразил Уэй. – У тебя нет отца. Нам обоим известно, на что он способен.

– Сегодня я не расположена об этом говорить, – отрезала Лейни. – Если ты заметил, у Колли появилась женщина. Я ему больше не интересна.

Уэй невесело усмехнулся.

– Что ж, повторяй свою чушь. Может, когда-нибудь сама в нее поверишь. Только я все понимаю. И ты тоже. Никто не звал его сюда, и все-таки он здесь. Пришел за свистком? Пусть так, но я же видел, какими глазами он смотрел на тебя. Долго смотрел. И его подруга это видела. Ему нужна ты. И так будет всегда. Береги себя.

Поколебавшись, Уэй наклонился к ней и поцеловал в лоб. Пожалуй, второй или третий раз в жизни.

Проводив его взглядом, Лейни вернулась в кухню. Дана как раз загружала посудомоечную машину.

– Дана, я все сделаю сама. Иди домой.

– Но надо еще протереть столы!

– Я сама.

– Ну… как хочешь. Вообще-то я чувствую себя крысой. Не хочется тебя со всем этим бросать. Знаешь, хорошо хоть твоя мама задержалась в церкви, и ей не пришлось все это видеть. – Дана сдернула с себя фартук и бросила на стул. – Все равно. Спасибо, Лейни. Пойду-ка я в самом деле домой и сделаю маникюр. – Она вытянула руку и уставилась на коротко подстриженные ногти. – Из-за этой бабы, что приехала с Колли, я почувствовала себя двоечницей в кабинете у директора. И мне это не понравилось. И сама она мне не нравится.

– Мне она тоже не понравилась, – пробормотала Лейни, обращаясь скорее к самой себе.

Оставшись в одиночестве, она собрала со столов грязную посуду, отнесла ее на кухню и расправила скатерти.

И все это время она размышляла. Тщетно повторяя про себя, что думать не стоит.

Его рука, тронувшая воротник, – темная и проворная, такая же, как он сам. Когда-то эта рука прикасалась к ней, и она еще не забыла те времена.

Тогда, конечно, на нем не было шикарного костюма. Тогда его руки бывали обнажены, они грели ее, когда он с неистовой силой прижимал ее к себе. Губы его не были тогда поджаты, как полчаса назад; они были жадными и настойчивыми…

Она-то считала, что избавилась от этих воспоминаний навсегда. И вот они вернулись.

Когда, скажите на милость, испытывала Лейни Торн такую же жгучую ревность, как в тот момент, когда к Колли прикоснулась эта холеная женщина? Зачем он вернулся? Зачем пришел в «Магнолию»?

«Разве я сумею видеть его… – боже, как трудно произнести даже про себя это слово! – женатым на другой женщине?

Надо бежать отсюда, иначе мне конец. У меня остановилось сердце, когда я увидела у него серебряный свисток».

Они встретились в один ослепительно яркий день.

Лейни еще не разглядела толком этого парнишку, а он уже много о ней знал. Он любил сбегать из маленького домика, в котором жил, чтобы посмотреть на строительство большого белого здания на вершине холма. Ему не составляло труда выкраивать свободное время, благо надзор за табачными плантациями был поручен ему и контролеров над ним не было. Ему стоило только добежать до Вдовьей бухты, и ему открывался вид на белый дом, стоящий на другом берегу.

Чистая вода Вдовьей бухты была ему лучшим товарищем по играм, другом, единственным, если не считать старого Чарли. Но он истосковался по людям, по живым людям. А Чарли редко позволял ему играть с детьми из убогих домов вниз по реке. «Они не нужны тебе, Колли, – ворчал всегда Чарли. – Они тебя добру не научат».

И Колли понимал, что Чарли прав. Дом их стоял почти у самой реки, от которой его отделяла небольшая рощица. Таким образом, Колли и Чарли жили, по существу, на отшибе. И дело было не только в том, что Чарли стремился к уединению; соседи, в свою очередь, избегали тесного общения, предпочитая настороженно наблюдать за ними издалека.

Однажды Колли попытался завязать более близкое знакомство с одним из маленьких оборвышей, но им помешала его матушка.

– Не водись с ним, – заявила она своему сыну. – Этот Ролинс-безотцовщина нам не компания. Дьявол хочет, чтобы мальчика оставили в покое, а мне совсем не хочется ссориться с Дьяволом.