Внук кавалергарда

Егоров, расстроенный, нервно покуривая, еще долго смотрел на пробегающий за окном лес. Людмила всхлипывала. За те дни, что они пробыли вместе, они очень привыкли к щенку, он стал для них вроде талисмана в это тревожное время. Они даже не догадывались, что кутенок соединил и их жизни.

Дорога домой

Щенок долго обнюхивал рельсы, удивляясь, куда подевались домик на колесах, в котором он недавно ехал, и тот красивый военный с белокурой дамой. Но долго грустить он еще не умел, и потому через минуту щенок уже карабкался через рельсы на другую сторону дороги. С насыпи он съехал проверенным способом. В густом лесу куковала кукушка. И щенок поковылял на ее тревожный голос.

В лесу было сумрачно и прохладно. Кукушка замолчала, и щенок тут же забыл о ней. Он осторожно семенил, с удивлением обнюхивая почти каждую веточку на своем пути. Но больше всего ему нравилось нюхать редко встречающиеся на его пути цветы. Из одного большого синего колокольчика вылетела золотистая оса и недовольно закружила, агрессивно жужжа, над его головой. Щенок возмущенно затявкал, но это только раззадорило скандальную осу. И тогда он пустился бежать. Но оса была упрямой и недовольной: она никак не отставала. Она все же ухитрилась ужалить его прямо в лоб. Щенок заскулил и припустил быстрее.

Он остановился только у кустарников, запаленно дыша и тонко повизгивая, в голове было жарко, как в печке. Щенок, поскуливая, полез сквозь заросли. Но тут раздался страшный треск, и рядом, круша все на своем пути, проломился лось, раскидывая ветвистыми рогами податливые кусты. Щенок, забыв про боль, снова бросился бежать невесть куда. А тут еще из норы выскочил барсук и принялся злобно сопеть. «И что они все меня донимают?» — негодовал щенок, испуганно перескакивая через поваленное дерево. Он так молниеносно выскочил на большую поляну, что даже на время растерялся от неожиданности, что лес резко окончился. Он, осматриваясь, удивленно замотал головой. Перед ним лежала небольшая деревня. За домишками, крытыми соломой, широкой лентой петляла река, правый берег которой утопал в стене камышей; иногда встречались песчаные отмели, начинавшиеся с пологих берегов. По глади реки чинно плавали гусята, а по отмелям бесшабашные ребятишки ловили рубашками рыбу.

Щенку захотелось пить, и он отправился к воде. Идти надо было через деревню. Вечерело. Большое красное солнце уже зацепилось за верхушки дремучего леса. А по земле пролегли сочные длинные тени от избенок и деревьев.

Он забрел на карду. Одинокий теленок, стоящий возле деревянного корыта, с каким-то безразличием посмотрел на него, всем своим видом говоря: «Ты кто такой и откуда взялся?», и решительно мотнул головой, как бы отмахиваясь от докучливого соседа. Глухо звякнуло на его шее ботало.

Щенок подпрыгнул мячиком и носом ударился в него. Странная железка вдруг возмущенно сказала: Дон, дон. Щенку понравился этот звук, и он снова подпрыгнул и услышал звон, который издавало простое коровье ботало.

В это время заскрипели воротца карды, и небольшой мальчуган, щелкая кнутиком, загнал корову. Щенок, увидев его, стремглав бросился бежать в дыру под сараем. Мальчишка засмеялся и бросился за ним.

— А я думаю, кто тут хулиганничает? Ну-ка, идем ко мне, собачка, — стоя на коленях перед отверстием, уговаривал он затаившегося в нем испуганного кутенка.

Щенок, любопытно урча, высунул голову. Мальчишка, поглаживая его по голове, выудил из норы. На карду в это время вошел худенький невысокий старик в непромокаемом плаще и, вешая чабанский кнут на стену сарая, живо поинтересовался:

— А это еще откельва такой зверь? Вроде бы не нашенский? У нас таковых отродясь не водилось, — и сворачивая самокрутку, продолжил удивленное гадание: — У Поздняковых навроде есть, но помесь дворняги с лайкой; и она еще вроде не щенилась? А этот, знамо дело, приблудный! Но откель? До ближней станции верст двадцать с гаком, с совхоза никак не могет быть — там река, о-го-го какая широкая, так что это тоже отпадает. Но откель же он? — еще раз недоуменно проговорил старик, пыхая самокруткой.

Мальчишка, почесывая щенка, начал взахлеб рассказывать, как он с ним познакомился:

— Понимаешь, диду, он в ботало носом тюк, а потом еще раз как прыгнет и опять: Дон-дон. А ему как нравится! Он еще раз приготовился прыгнуть, а тут я подоспел, вот, — улыбнулся парнишка. — А мы его никому не отдадим, он нашенским будет. Ведь мы его нашли, а значит — нашенский, правда, диду?

— Ну, если никто не спытает, значит, наш, а коль спытают, значит, не наш, — философски рассудил старик и назидательно присоветовал: — Давай, Никитка, тащи его домой да напои утрешним молочком, чай, изголодался, блуждая по чужим покутам.

Никитка, схватив кутенка в охапку, радостно припустил домой. Там напоил его молоком с размоченным хлебом и принялся придумывать ему кличку.

— Я назову тебя Жучкой или Тарзаном, как собаку у Тиховичей. Или нет, я назову тебя…

Он неожиданно вспомнил о том, как кутенок играл с боталом.