Внук Персея. Сын хромого Алкея

Молоденькая стряпуха царила над котлом, как Персефона над «рекой скорби»[28]. Улучив момент, она высыпала в масло лук, нарезанный кольцами, и «вонючую розу»[29]. Если раньше в котле жило кубло змеенышей — детки превратились в матерых гадюк. Шипенье встало — хоть уши затыкай! Соблазнительный дымок потянулся по двору, заставляя людей принюхиваться, а собак — оглушительно лаять. Дождавшись, когда лук зарумянится стыдливой девой, стряпуха открыла крышку корзины, где ждала своего часа рыба. Разделанная заранее, натертая солью и сбрызнутая уксусом, кефаль плюхалась в масляную бухточку кусок за куском. Сверху — дождь над морем — пролилось вино. Вослед упала мелко порубленная зелень.

И крышка опустилась на котел.

Мужчины страдали. Они слонялись поодаль, стоически делая вид, что рыба их не интересует. Пища истинного героя — мясо. Хребтина вепря, полная жира. Нога оленя. Копченый окорок. Дрозд, наконец! Пестрый дрозд, которым так радостно похрустеть! Рыбу же пусть едят слабые женщины, чья участь — прялка и веретено. Вот пусть и едят! Они пусть едят, а мы, сцепив зубы, с мучительным презрением…

Стряпуха заглянула под крышку, хмыкнула с удовлетворением — и добавила ломтики сладкого перца, а также дольки агуроса[30]. Выждав, пока овощи дойдут, она деревянной ложкой, способной оглушить циклопа, принялась таскать лакомство из котла в особую корзинку. Масло текло на землю, привлекая псов. Мальчик палкой отгонял свору от ковриг ячменного хлеба. Ребенок, и тот знал: вкушая пищу без хлеба — навлекаешь на себя гнев богов.

Собравшись вокруг, женщины с любовью глядели на мальчика, и с обожанием — на стряпуху. Злость мужчин — изысканная пряность — придавала ожиданию остроты.

— У меня в отряде, — задумчиво сказал Амфитрион, вслушиваясь в бурчание предателя-живота, — дрался один лаконец. Помнится, он зашел в харчевню, дал хозяину рыбу, которую выклянчил в рыбачьем поселке, и велел состряпать ужин. Хозяин возразил, что рыба так просто не готовится. Нужно масло, хлеб… «Тупой чурбан! — вскричал лаконец. — Будь у меня хлеб и масло, стал бы я связываться с этой рыбой!»

Хохот дюжих глоток был ему ответом.

— Заслужил, — кивнула стряпуха. — Держи!

Не успел сын Алкея опомниться, как в руки ему ткнулась миска. Запах тушеной кефали ударил в ноздри. На краю миски, словно волей богов, возникла черствая корочка. Миг, и корка с успехом заменила ложку. Остальные, в чьем отряде не сражался языкатый лаконец, с завистью следили, как Амфитрион уплетает за обе щеки. Позор, читалось на мрачных лицах. Еда героя — мясо. Лишь предатель согласится променять геройство на рыбную похлебку. Вот ты бы променял? — взглядом обращался сосед к соседу, и с ужасом замечал: «Ага, и сразу же…»

— Так готовила моя кормилица, — стряпуха улыбнулась. — Ее привезли с Крита. Ты не боишься, что тебя сочтут бабой?

Нет, мотнул головой Амфитрион. Рот был слишком занят для ответа.

— Напрасно. Я бы, например, сочла.

«Из-за рыбы?» — спросил Амфитрион одними глазами.

— При чем тут рыба? Тот карасик, что растет у тебя… — стряпуха ткнула ложкой, разъясняя, где у сына Алкея растет карасик. — Ему рановато в плаванье.

Прикончив угощение, Амфитрион вернул миску.

— Твои братья называли карасика прыщом, — сказал он. — Копьем муравьишки.

— Чем еще?

— Заячьим хвостом. Карасик мне нравится больше. Полагаю, это у вас семейное.

— Талант аэда? — спросила Алкмена.

— Интерес вот к этому, — ответил Амфитрион.

И показал.

Табун фракийских жеребцов бросился бы в пропасть, услыхав ржание микенцев. Холм, на котором стоял дворец, содрогнулся. Облака в небе кинулись врассыпную. Из рыбоеда Амфитрион превратился в богоравного мстителя, отплатившего за попранную мужскую честь. Фыркали женщины. Брехали собаки. Утирал слезы малыш-хлебодар. И лишь Алкмена, дочь ванакта, сохраняла спокойствие.

— Неплохо, — согласилась она, когда шум стих. — Сегодня уже лучше. Полагаю, ночью у тебя просто съежился от страха. Еще кефали? Ты должен любить кефаль.

— Почему? — не понял Амфитрион.

— Я слышала, у тебя есть друг Кефал. Кефал Деионид, зять басилея Афин. Кто любит Кефала, тот любит и кефаль[31]. Пригласи своего друга к нам в Микены. Я угощу его рыбой-тезкой.

Не говоря ни слова, Амфитрион смотрел на девушку. Лицо его сделалось строгим, как на похоронах. Мало-помалу смолкли все вокруг. В тишине людям чудился странный звук: треск глиняных свистулек. Казалось, десятки игрушек выстроились в ряд с единственной целью — разлететься от ядра, пущенного из пращи. Кое-кто из микенцев даже завертел головой, ища пращника-невидимку.

— Ты не хочешь звать Кефала в гости? — удивилась Алкмена.

— Хочу. Очень хочу.

— Так в чем дело?

— Не могу. Мой друг Кефал похищен.

— Пиратами? Его продали в рабство?!

— Богиней, — вздохнул Амфитрион. — Его любят и холят. Но в гости…

Затаив дыхание, Алкмена ждала.

— Нет, — прозвучал ответ. — В гости его не отпустят.

* * *

— Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос,
Выкрала Эос красавца Кефала от милой супруги…