Она надеялась, что это чувство пройдет само собой. Исчезнет так же незаметно, как возникло. Кресси охватывала бурная радость всякий раз, когда она смотрела на него, становилось тепло на душе, когда думала о нем, но ныло сердце, когда напоминала себе, что с каждым днем близится час расставания. Она не желала приближения этого часа, и он не наступал. В действительности все было наоборот. Всякий раз, когда она видела Джованни, казалось, этот час отступает. Подобное ощущение наполняло ее страстным желанием не только физического свойства. Любое мгновение, проведенное без него, считалось потерянным. Любые мелкие факты, которые удавалось выведать, становились сокровищами. Кресси хранила их в своей памяти, точно кубики, которые можно складывать, пока не получится завершенная мозаика его жизни. Правда, она не верила, что удастся составить полную картину. Оставалось мало времени, а Джованни никому не расскажет о себе все. Он уже так поведал больше чем кому бы то ни было, и поэтому ей стало легче мириться с мыслью о предстоящей разлуке.
Кресси любила его. С одной стороны, это не имело никакого значения. Было бы неразумно даже предполагать, что у них есть будущее. Она точно знала: Джованни вообще не заинтересован в каком-либо союзе, будь он освящен церковью или нет. Она еще не полностью разобралась в том, чего сама желает, но склонялась к выводу, будто брак даже с человеком, избранным по собственной воле, а не указке отца, является одной из тех возможностей, против которых она молча восставала всю жизнь. Не хотелось стать чьей-либо женой, хотелось остаться самой собой. Кресси пока не имела понятия, что это означает, но точно знала: при таком исходе не придется менять фамилию.
Однако, с другой стороны, все изменилось после того, как она влюбилась. Время обрело странное качество. Когда они бывали вместе, оно ускоряло бег, часы пролетали незаметно. Когда она оставалась одна, время мучительно замедляло бег. Казалось, оно совсем остановилось. Вот какое соотношение возникло между любовью и временем. Кресси с иронией подумала, что ей, возможно, удастся занять голову новой теорией во время долгих бесконечных дней после того, как Джованни уедет.
А пока все обрело новое значение. Она все видела и слышала в другом свете. Настроение резко менялось.
Кресси мгновенно впадала то в бурный восторг, то в безысходное отчаяние. Она желала, желала страстно, завладеть каждой частичкой Джованни. Хотела знать о нем все. Желала его. Действительно желала. Но с того момента, как Джованни приступит ко второму портрету и назвал Кресси своей музой, он решительно отказывался поддаваться тлеющему между ними напряжению, которое возникало во время каждого позирования. Он ни за что не сделает первый шаг из-за боязни разорвать возникшие между ними чары. Кресси не сомневалась, что возникшее между ними напряжение способно лишь подлить масла в огонь. Значит, ей придется сделать первый шаг. А пока она не могла набраться смелости для того, чтобы пойти на это.
Кресси вздрогнула, услышав позади себя кашель, предупреждавший о том, что кто-то пришел.
— Миледи, сэр Гилберт Маунтджой желает, чтобы я передал, что через четверть часа ему предстоит нанести еще один неотложный визит, — сообщил дворецкий лорда Армстронга. — Я сообщил об этом ее светлости, но она ответила, что подобные вопросы находятся в вашем ведении.
— Это верно. — Кресси спешно подвязала волосы лентой. — Майерс, идите первым.
— Вот что я скажу, Джованни. Конечно, нелестный отзыв Беллы о сэре Гилберте чересчур преувеличен, — говорила Кресси час спустя, сидя в студии, — однако в действительности он совершенно точен, возможно, даже немного сдержан. Доктор похож на саму смерть. Я не виню Беллу за то, что она избегает его врачебных манипуляций. Его пальцы и в самом деле напоминают кривые сосульки. Я вздрогнула, когда он пожал мне руку. Не пойму, с какой стати беременной женщине допускать к себе этот ходячий труп.
Джованни, стоявший за мольбертом, улыбнулся:
— Значит, почтенного врача отправили восвояси, и он больше сюда не вернется. Интересно, как это воспримет лорд Армстронг?
— Мне все равно, — раздраженно ответила Кресси. — У Беллы имеются веские доводы. Если мой отец даже не потрудился приехать, он не имеет права диктовать нам, как принимать роды. Ведь страдать придется не ему. Как ты думаешь, она выглядит лучше?
— Похоже, она похудела. Она больше не съедает половину того, чем каждый день торгует кондитерский магазин.
— Она ест совсем мало, но именно поэтому ей, видно, стало намного лучше. — Кресси умолкла.