Судаков ворочался в постели, стараясь отделаться от прилипчивого сна. Ему виделся Байкал: огромный, необъятный, пугающий своим холодным величием. Двадцать лет назад Петр Федорович совсем молоденьким солдатом был прислан с тремя сотнями таких же необстрелянных юнцов для пополнения растерзанного в боях с японцами полка Амурских драгун. Судакову снилось, будто стоит он в карауле, вдруг начинает дуть сильный ветер, и зеркальная гладь таежного моря вздымается огромными волнами, подступает к нему… А с поста не уйти. Он стреляет в воздух, чтобы вызвать разводящего, но тщетно. Вода уже по колено, по пояс, по грудь подступает, вот и воздуха не хватает…
— Батянь, батянь! Очнись. — Варька трясла его за плечо. — Там Фролиха прибежала. Сказывает, у Таисии Матвеевны в доме неладное!
— А? Что? — Судаков вскинулся, сел на кровати и замотал головой, стряхивая обрывки кошмара.
— Фролиха, говорю, прибежала! Псы, говорит, разлаялись. Она вышла во двор узнать, а во флигеле дверь нараспашку, крик — точно Ольга, дочка Таисии Матвеевны, орет… ну, она огородами — и сюда.
Судаков споро натянул галифе и вставил ноги в хромовые сапоги.
— Мне в управу к дежурному бежать? — вопросительно глядя на отца, предложила Варька.
— Сам разберусь! — отрезал начальник милиции, доставая из-под подушки револьвер. — Фролиха пусть здесь пока сидит! Капель ей накапай, чтоб не причитала зазря.
— Маманя уже налила.
— Вот и дело, — на ходу застегивая френч, кивнул отец.
«Это не бандиты, — стучало в его голове. — Их тут, почитай, всех под корень извели. Да и не пошли бы бандиты к училке. Брать у нее нечего, нрава она благостного, не гулящая…»
Судаков выскочил из дома и, не разбирая пути — огородами, через заборы, пугая собак, — бросился к учительскому флигелю. Дверь, как и говорила Фролиха, была нараспашку. В прихожей горел свет.
Судаков перекрестился, сплюнул, вскочил в сени и, взведя курок нагана, ногой ударил в дверь горницы!
— Руки в гору! Одно движение — стреляю!
Картина, открывшаяся взгляду охранителя закона, взорвала какой-то неведомый для самого Судакова фугас в его душе. Учительница лежала на полу без чувств, со скованными за спиной руками. Ее дочь, с кляпом из оторванного рукава платья, была крепко привязана к стулу. У стола валялись какие-то бумаги, вывернутые из комода вещи. Посреди этого хаоса стоял Василий Гуц.
— А ну прекратить! — рявкнул он.
В другое время этот окрик непременно возымел бы действие, но не сейчас.
— Ты что это удумал, паскуда? — не размыкая сведенных яростью зубов, прошипел Судаков.
— Приказываю убрать револьвер! Под трибунал захотел? — потрясая бумагой, закричал гэпэушник. — Вот ордер на ее арест!
— Да хоть подотрись этим ордером!
— Что-о? — Рука Василия Гуца потянулась к висящей на ремне кобуре.
Короткий хлопок выстрела оборвал это движение.
— Да ты…
Второй выстрел.
Гэпэушник рухнул на пол. Судаков услышал, как стукнула калитка. К флигелю начали приближаться шаги. Поспешные. И не шаги вовсе, а бег.
«На улице мотор, — быстро сообразил начальник милиции. — Сам Гуц водить не умеет. Значит, приехал с шофером. Ну да, как же. Откуда ему здесь в такое время взяться. Не иначе из волости».
— Стой! Бросай оружие! — послышалось из сеней.
В дверном проеме обозначилась крупная фигура. Судаков вскинул наган и нажал на спусковой крючок:
— Кажись, больше никого.
Начальник милиции подскочил к лежащей без сознания женщине, с робостью похлопал ее по щекам. Метнулся к дочери, вытащил кляп изо рта. Принялся распутывать веревки.
— Что сталость-то?
— Не знаю, — всхлипнула дочь. — Я уже в постели была. В дверь постучали, мама открыла. А потом этот… — Она поглядела в сторону лежащего в крови гэпэушника и начала бледнеть.
— А ну не сметь! — Судаков тряхнул её за плечо. — Не вздумай мне тут в обморок падать! Воды неси — мать в чувство приведи! Этой, как его? Нюхательной соли! — и вновь поглядел на Татьяну Михайловну. — Заковал! Вот же упырь!
Судаков бросился к Гуцу и начал обшаривать его карманы в поисках ключа. Тот застонал и приоткрыл глаза:
— Ты что ж наделал, падлюка, — прохрипел начальник ГПУ. — Тебя ж расстреляют, гнида!
— Не ты! — Милиционер опустил увесистый кулак на голову гэпэушника.
— Петр Федорович, любезнейший. Что ж это? — раздалось за его спиной.
— Сейчас, Татьяна, сейчас я вас раскую! — Он нащупал в кармане штанов Гуца маленький ключик. — Это хорошо, что вы очнулись!
Он повернулся к учительнице. По лицу ее стекала вода из вывернутого на голову ковшика.
— Вы того… Вы сейчас не переживайте! Страшное уже позади. — Судаков отомкнул наручники. — А что впереди — никому не ведомо…
— Да что же это было?
— А я предупреждал! Вот этот вас арестовывать явился. Вон и ордер имеется. Так что не подоспей я, ехали б вы уже отселя в места не столь отдаленные, сколь недоступные.
— Эти люди… Вы их убили?
— Не переживайте так. Подранил, наверное.
— Им надо незамедлительно оказать помощь! Могут же кровью истечь! — разминая затекшие в железных браслетах запястья, деловито сказала учительница. — Ольга, принеси сумку с бинтами и медикаменты.