Внутренняя сторона ветра

Что-то похожее за время своих путешествий написал и Леандр. Те церкви, которые он построил и оставил после себя, обладали необычным свойством. Их соединяла одна совершенно правильная линия, а отыскать их было проще всего с помощью определенной траектории, которая представляет собой увеличенные до невиданных размеров очертания греческой буквы тета, с которой начинается слово Богородица. Это была та самая буква, которую Леандр выучил на своем первом и единственном уроке письма в ранней молодости и которую он узнал на иконе из Пелагонии. Так он оставил после себя запись на землях между Жичей, Моравой, Смедеревом, Сланкаменом и Дреновицей, изобразив на огромном пространстве своей родины единственную выученную им букву единственным доступным ему способом – топором плотника.

Глава 2

После всех скитаний и трудов, досыта наевшись пота и страха от мысли о саблях двух воюющих армий, напившись чая, хорошего лишь для глухих на постоялых дворах, где брань была неизбежным блюдом, с изъеденными молью волосами, неграмотный, безухий и беспалый, вернулся Леандр к отцу в Белград, в котором, как он слышал, снова стояла австрийская армия. Он возвращался в город в дождливое время года, давя ногами постоянно попадавшихся ему на дороге и трещавших, как стекло, улиток. Он возвращался в Белград и думал о том, что, в сущности, совершенно не знает своего отца.

Нашел он его живым, но в полном одиночестве, постоянно разговаривающим с каким-то своим никому не известным и давно умершим сверстником. Сыну он обрадовался как-то отстранение:

– Ты стареешь, как вино или бухарский ковер, – чем старее, тем лучше.

Смотри только, чтобы не стать слишком старым для учения.

Вечером, лежа в подвешенной к потолку рыбачьей сети, отец в мыслях и воспоминаниях исправлял чуть не каждое слово, сказанное им в молодости. Ему хотелось заново пройти всю свою жизнь, все годы и десятилетия, перебрать все вопросы и все ответы, исправить их везде, где нужно, и посмотреть, какой была бы она с учетом всех этих исправлений.

А по утрам он уходил в плавучую больницу, стоявшую на якоре возле берега Савы, где у него были какие-то таинственные дела. Он был грамотным и всегда вместо буквы "а" ставил крестик, но научить Леандра читать и писать не умел. Он водил его в церковь Ружица учиться петь псалмы, говоря при этом:

«По одежке протягивай ножки». А Леандр, он же Ириней Захумский, как это выяснилось в церкви, умел петь несравненно лучше других. Однако отец в связи с этим не выразил никакого удивления, так же как, впрочем, и интереса к тому, что происходило с сыном все эти годы, пока его не было р городе. Одним словом, отец и сын ничего друг о друге не знали.

Со временем Леандр заметил, что у отца нет никакого определенного имени, а прохожие, как знакомые, так и незнакомые, окликают его первым пришедшим им на ум и он одинаково отзывается на любое. Казалось, что отец просто завален именами, что он почти исчез под всеми названиями, которые люди навешивали на него, иногда просто чтобы его унизить. На таких отец ему всегда указывал, предупреждал: есть люди, которые всю жизнь рубашку через рукав выворачивают, от них подальше держись. Он учил Леандра вязать морские узлы и, латая рыбачью сеть с множеством красных узелков, говорил:

– Погляди на эти узлы и узелки, они приспособлены так, что веревка сама держит себя за хвост и не дает узлу развязаться. Как ни тяни, он не поддастся, потому что сам к себе прилагает усилие. Так же и с людьми. Их пути связаны такими узлами, что они сохраняют по отношению друг к другу видимое спокойствие и неприкосновенность границ, однако на самом деле напряжены до предела, как узлы сети, когда ее, полную рыбы, вытягивают из воды. Потому что каждый делает то, что должен, а вовсе не то, что бы ему хотелось.

К примеру, ты, сынок, ведь ты круто замешен. У тебя сильная кровь, тебе многое по плечу. Однако этого недостаточно. Тебе и всему твоему колену предопределено не царствовать, а подчиняться и батрачить. И вам все равно, на кого придется работать – на турка или немца. Не сможешь ты и запеть то, что хочешь, твоим умом кто-то пользуется, как шарманкой, заставляя его петь...

Не веря такой судьбе и удивляясь безразличию отца к тому, что происходило с ним все эти годы до возвращения в Белград, Леандр снова стал время от времени браться за свой плотницкий топор. Пока что он делал это по-своему и с удовольствием. Все чаще ходил он смотреть, как поднимается вновь отстраиваемый город. Он словно выходил из воды, рожденный мыслью Леандра, нарисованный его взглядом.