Внутренние дела

Звуки сирен, переговоры по рации, пульсирующий цвет полицейских мигалок — все это звучало и сверкало совсем рядом. Мейбл проснулась около полуночи. Она подремала еще до двенадцати часов тридцати двух минут в соответствии с часами, стоящими возле кровати, после чего ей стало ясно, что спектакль еще не скоро кончится. Она встала и начала смотреть представление.

Актеры большей частью находились внутри дома, Мейбл мало что удалось услышать, а то, что она услышала, ничего ей не говорило, но, когда она увидела в окнах фигуры весьма известных персонажей, она настроила радио на Си-Би-Эс, чтобы узнать, что же происходит. Как только она узнала, ее уже нельзя было оттащить от окна. Было настолько жарко, что Мейбл не стала надевать даже футболку.

Прошло уже много лет с тех пор, как Мейбл смотрела фильм «Окно, выходящее во двор». Она плохо помнила эту картину, но не сомневалась в том, что квартира, принадлежащая Джимми Стюарту (или эту роль играл Гарри Грант?), и квартира убийцы располагались гораздо ближе друг к другу, чем номер 119 к номеру 116 — так называли эти дома Мейбл и Норман, после того как городской дом Стори стал называться в газетах по его номеру. Да, дома в кино стояли гораздо ближе один к другому, потому что за номером 116 имелся еще один двор (впрочем, двор — это слишком сильно сказано, просто покрытая бетоном площадка), примыкавший к номеру 119, двор которого был даже не двор, а скорее сад с бархатистой зеленой травкой, вьющимися растениями на стене, мебелью из тика на лужайке — столами, стульями, скамейками. Тут же находились итальянский зонт, каким пользуются торговцы на рынке, каменная урна, аквариум, терракотовые сосуды, террариум, установленный самым изящным образом под мостиком из красного дерева, медный фонтан, сине-золотая парусиновая палатка. Шесть дней в неделю садовник восточного вида ухаживал за травкой, растениями, птицами, используя инструменты, которые блестели на солнце, как скальпель хирурга.

А может быть, это только казалось, что дом убийцы находился ближе к дому Стюарта, потому что тот наблюдал за ним, пользуясь телефотокамерой с оптическими стеклами? (Джимми Стюарт или Гарри Грант играл фотографа). Мейбл очень хотела, чтобы у нее были оптические стекла, но она могла воспользоваться лишь «Пентаксом» с увеличительными линзами, ибо Норман не занимался фотографией — он занимался увеличением.

Имелась также видеокамера с оптическими линзами, но Мейбл не решалась трогать ее, так как боялась, что Норман заметит и начнет кричать. Норман всякий раз, когда она трогала журналы на журнальном столике, включала радио, настраивая его на какую-либо неджазовую программу, или клала зубную пасту на полочку не слева, а справа, ела желе из блюда, стоящего на телевизоре или брала спички, лежащие на подоконнике, начинал орать на нее, требуя объяснений, зачем она это делает, замечая при этом, что умные люди так не поступают — они ничего не трогают или же кладут все на место. Он все замечал и донимал ее придирками.

Его самого донимала придирками жена, вот почему он вступил в связь с Мейбл. Именно по этой причине он пошел на большие затраты и снял эту квартиру, где они могли бы встречаться. Все это доставило ему немало хлопот и влетело в копеечку. Кроме того, он здорово рисковал (Норман являлся членом арбитражного суда и знал, что такое риск), ибо ради того, чтобы они могли проводить вместе как можно больше времени, их гнездышко находилось в здании, расположенном всего в нескольких кварталах от дома, где Норман жил со своей женой. Это был роскошный дом на Парк-авеню, в то время как номер 116 представлял из себя унылое зрелище — привратник тут исполнял роль портье, лифтер отсутствовал, жильцы состояли либо из неопытных юнцов, только еще вступающих в жизнь, либо из старперов весьма среднего достатка. Короче, не люди, хотя и соседи. Норман боялся, что, наткнувшись на него в лифте, они начнут расспрашивать его про жену. Мейбл, однако, считала, что Норман сам кого угодно мог достать своими идиотскими придирками.

Скажем, если бы Норман находился в данный момент рядом с ней, он обязательно стал бы говорить ей, чтобы она не лезла не в свои дела и не простужалась, стоя у окна (в такую жару?), и не привлекала к себе внимание всяких сексуальных маньяков. Он обязательно стал бы говорить ей нечто в этом роде, этот Норман. Но его, разумеется, рядом с ней не было. Как обычно, он ушел домой в тот момент, когда ей вновь захотелось заняться сексом. Он долго возился с кассетами, вынимая их из видеокамеры, перекладывая в кожаный портфель, где уже лежали хлыст, наручники и стартовый пистолет. Он говорил ей, что смотрит эти кассеты дома, когда его жена спит, но Мейбл не верила ему. Он притворялся, что устал и как бы забывал о том, что она все еще привязана к кровати кожаными ремнями, а потом делал вид, что хочет уйти, оставив ее привязанной.