Внутренний дворец. Книга 1 (СИ)

Так я, сама того не зная, наградила себя накрепко приклеившимся прозвищем, заменившим мне имя. Уже потом я узнала, что словом «та» здесь называют башни, пагоды и даже обелиски – в общем, что-то длинное, возвышающееся над окружающей местностью. Слово же «льо» можно перевести как «прекрасный», «очень красивый». Моя внешность никак не попадала под местные стандарты красоты, так что обозвать себя «красивой» вполне тянуло на шутку, а вот ростом я действительно превосходила большинство здешних представительниц прекрасного пола и кое-кого из мужского. Так и стала я Тальо – «прекрасной башней».

Впрочем, здесь все имена были значащие, к чему мне пришлось довольно долго привыкать. И моё было ещё далеко не худшим представителем здешнего именословия.

На этом участие старшей управительницы в моей судьбе практически окончилось, и она полностью передала меня на попечение младшей, сухопарой женщине с поджатыми губами. Звали её Нач Бу, но обращаться к ней следовало «госпожа Нач» или «госпожа младшая управительница».

Первым делом меня попытались переодеть в здешнюю униформу, и тут госпожа Нач столкнулась с теми же проблемами, что и обозники. Вся одежда, хранившаяся в здешних кладовых, была мне коротка, и большая часть – узка. «Та! Та!» – неоднократно раздражённо повторяла Нач Бу, протягивая мне один предмет гардероба за другим. В конце концов мне более-менее что-то подобрали, полностью обновив моё одеяние.

После, конечно, мне сшили всё по мерке. Как я потом убедилась, служанки тут носили точные копии господских нарядов, разница была в качестве материала, отделки и украшений. И в количестве одёжных слоёв: госпожа могла напялить пяток халатов или юбок, служанки, как правило, довольствовались одним-двумя соответствующими предметами гардероба. На меня, помимо нижней рубашки-распашонки с завязками под грудью, надели ещё довольно длинные, до середины икр, свободные штаны из белой ткани и нижнюю юбку, державшуюся в талии на завязках. Поверх рубашки полагалось надевать белую блузу с тонкой отделкой, открывавшую шею и имевшую узкий треугольный вырез до середины груди. Потом приходил черёд чего-то вроде нежно-розового сарафана без бретелей или даже платья без плеч – обтягивающий, плотно зашнурованный на спине корсаж, поддерживавший грудь, плавно переходил в довольно широкую юбку. Всё это перепоясывалось красной лентой. И поверх всего надевался красный халат без застёжек с широкими рукавами и подолом столь длинным, что сзади он волочился по земле. Дополнял всё это великолепие длинный тонкий шёлковый шарф, который полагалось изящно носить на согнутых локтях, так, чтобы сзади он свисал почти до самых пяток.

Обувь, похожая одновременно на ботинки и тапочки, тоже оказалась мне мала, пришлось ещё денёк отходить в подаренных обозниками сапогах. Отдельным предметом огорчения госпожи Нач стала причёска. Женская часть прислуги тоже наворачивала на голове довольно сложные сооружения, не такие, как их госпожи, но всё же. Увы, короткая стрижка не оставляла никаких шансов соорудить у меня на голове что-то подобное. Управительница походила вокруг меня, ероша и иногда довольно больно дёргая меня за волосы и что-то сокрушённо приговаривая. Должно быть, смирялась с неизбежным и в конце концов в прямом смысле махнула рукой. Возможно, она надеялась, что со временем волосы отрастут, но и тут я не могла бы её ничем утешить. Поскольку по опыту знала, что мои пряди ниже плеч всё равно не отрастают. Увы и ах, но с волосами мне не сильно повезло.

В общем, единственным, с чем не возникло затруднений, были довольно длинные серьги из нанизанных на стержень цветных бусин.

А потом началось обучение. Я не умела ни ходить, ни стоять, ни вообще что-либо делать как положено. Служанка должна быть скромной, держать голову опущенной, не зыркать по сторонам и вообще постоянно находиться в состоянии этакого лёгкого полупоклона. У меня от этого быстро начинала болеть шея. Руки нужно было держать сложенными на уровне пояса, но не сцепив пальцы, а наложив одну ладонь на другую и отставив локти, как человечек из конструктора. Ходить полагалось мелким семенящим шагом, чтобы подол, упаси боже, не хлопал по ногам. Я же, стоило мне чуть отвлечься, тут же начинала шагать, как солдат на плацу.

Увы, из всех педагогических приёмов госпоже Нач был известен только один – палка. И пускала она её в ход не задумываясь, стоило мне хоть в чём-нибудь ошибиться. Лёгкая бамбуковая трость в её руках становилась весьма увесистой и оставляла вполне реальные синяки. Я скрипела зубами, сжимала кулаки, но терпела. Бесцеремонность, с которой со мной обращались, намекала, что, если я проявлю строптивость, могут случиться вещи и похуже. Но не могу не признать, что столь негуманная наука оказалась весьма доходчивой. Чтобы отучиться смотреть прямо, вскидывать голову и ходить по-человечески, мне понадобилось всего два дня.