Тайну Николя Боку на семейном совете семьи мы решили не раскрывать и он канул в лету так же, как и появился — внезапно и скрытно. Его слава мне была не нужна и пояснять преображение беременного омеги было чревато. Слухи обо мне и так ходили в бессчетных количествах, а славы из-за богатства мужа и издания книг про «мальчика, который выжил» было так много, хоть беги из страны, меняй фамилию и делай пластическую операцию. Ко мне подходили на улице, никуда нельзя было скрыться от этой дурацкой славы.
Кстати, Роджерс таки нашел свою половинку — омегу старше себя, волевого и коротко стриженного вояку из потомственной семьи военных там же, где служил. Если кто и удивился, то не мы с Тори. Муж взял его в оборот так же, как папочка, но в отличие от свекра не потакал тому, а строил и гонял с помощью кнута и пряника. Мы с Тори подумали, что пряником Доджерса тоже били иногда, но постоянно довольное и радостное выражение на его лице, когда мы изредка пересекались с этим семейством говорило о том, что им обоим это нравится, а это главное.
Тори я не подпускал к себе целый месяц после родов, хотя не порвался и мог бы осчастливить мужа чуть ли не на пятый день после появления Лерочки. Но этот отвисший живот с растяжками, эти ноги, все это тело, выглядевшее отвратительно, пухлые щеки в зеркале — мне самому было неприятно на себя смотреть. Не знаю, как Тори делал вид, что ничего этого не замечает, он старался поцеловать именно в те места, где у меня были эрогенные зоны, пощекотать там, потискать, но моя омежья сущность спала, свернувшись клубочком и носом не вела на попытки соблазнения. Может я был еще весь с головой погружен в мир Леры, в котором все было непонятным и пугающим. Поначалу, что бы ни случилось, мы с Тори замирали двумя сусликами, напряженно глядя друг на друга, распознавая сигналы, которые нам посылал малыш. Если бы не Мари и Йента, которые показывали и подсказывали нам, как обходиться с Лерочкой, мы бы с Тори поседели через месяц после рождения детки.
Почему он плачет мы научились распознавать только к месяцу. У него даже стиль был разный: надрывный «же не манж па сис жур», застенчивый «папа, я обкааааакался», пробный «я не сплю, а ты спишь?!», панический «божечки, как мне страшно!», капризный «обратите на меня внимание» и требовательный «эй, возьми меня на ручки!». Интонация его плача варьировалась по-разному и Тори вскоре тоже стал разбираться в требованиях Лерчи. Он настолько был точной копией отца, что все диву просто давались. Я только надеялся, что когда малыш подрастет, то хотя бы фигурой пойдет в меня.
Когда Лерче исполнилось четыре месяца, нас с Тори родители выперли на заимку отдохнуть на недельку. Это была незабываемая неделя в любви и неге. Наше дерево подросло, нарастая вокруг стеклышка и тот листочек с буквами «М+Т=Л» напоминал нам, что мы все преодолеем, пока мы вместе.