Не будь дела Мясоедова/Сухомлинова, эти пагубные вымыслы вряд ли пустили бы столь глубокие корни. Одна из самых поразительных черт этого дела — то, как идеально Мясоедов и Сухомлинов соответствовали образу изменника, жившему в сознании как правых, так и левых. Конечно, оба, Мясоедов и Сухомлинов, по рождению были стопроцентно русскими. Но кто были их друзья? Немцы и евреи. Обширность и интимность связей Мясоедова и Сухомлинова среди этих групп населения была воспринята как доказательство их порочности. Честный, патриотичный русский офицер с такой публикой водиться не станет. Мясоедов был женат на женщине, происходившей из еврейской семьи, работал с еврейскими дельцами и был у них на жалованье. В письме к любовнице он именовал Бориса Фрейдберга «начальником»8
. Во всех официальных отчетах по делу Мясоедова эти формулы использовались для описания его деятельности после отставки из жандармского корпуса: Мясоедов «совсем погрузился в еврейско-немецкие дела и сблизился с многими подозрительными лицами, а особенно с семьей еврея Фрейдберга»9.А как интерпретировать эту странную тягу Мясоедова к немцам? В списке его немецких знакомцев множество имен. Тут и Тильмансы, семейство промышленников, и балтийский барон Гротгус, входивший вместе с Мясоедовым в совет директоров «Северо-западной русской пароходной компании», и Отто Фрейнат, который, будучи чиновником российского Министерства внутренних дел, защищал «Северо-западную» от обвинений в нарушениях, а позже оказывал юридические услуга контролировавшимся немцами целлюлозной компании «Вальдорф» и химическому концерну «Шеринг». Мясоедов был даже близок с кайзером Вильгельмом II — в его обществе охотился, ужинал и ходил в церковь.
Что до Сухомлинова, о его недостойном пристрастии к еврейскому обществу много говорилось еще во времена его службы командующим войсками Киевского военного округа. Вот, например, его неприглядные отношения с Александром Альтшиллером. Альтшиллер был одновременно евреем и австрийским подданным — и человек с таким ненадежным происхождением был ближайшим другом и доверенным лицом военного министра!
Конечно, для патриотов и левых националистов важнейшее значение имело то обстоятельство, что Мясоедов и Сухомлинов были русскими. Эти двое — самые отвратительные изменники своего времени, и из их вероломства следует извлечь урок: измена живет не только среди национальных меньшинств. И кое-что еще: до начала войны Сухомлинов посвятил Мясоедова в важнейшие тайны российской разведки. Когда война уже началась, Мясоедов, как считали левые националисты, с одобрения Сухомлинова проник в Действующую армию, на фронт, и обеспечил немцам победу в мазурских боях. Сухомлинов, следовательно, несет ответственность за все преступления Мясоедова, а не только за свои личные. Сухомлинов, в свою очередь, всем обязан своему самодержавному патрону, императору, выделявшему его как одного из самых преданных и честных своих министров. Однако маска преданного монархиста скрывала совсем иную реальность. Под тонкой оболочкой преданности династии копошились навозные жуки.
Но все же почему Мясоедов и Сухомлинов решили продать свою родину? Что их на это подвигло? Ответ — моральная испорченность. Предателями обоих сделало распутство. Ни тот ни другой не умели обуздывать свои сексуальные влечения. Шпионское Дело провоняло горьким запахом секса. Многим в воюющей России это было эмоционально внятно благодаря распространенности мнения, что неограниченная потребность в эгоистическом физическом наслаждении прямо противоречит служению народу и общему благу10
. В определенном смысле, полная капитуляция перед похотью была первым шагом к предательству. Мясоедов — известный сладострастник, несомненно обратившийся к шпионажу, чтобы достать денег на содержание своей любовницы Столбиной, женщины столь низкой, что ее почти уже можно назвать обычной шлюхой. Сухомлинов, конечно, тоже брал деньги у своих заграничных хозяев, чтобы удовлетворить страсть своей молодой жены к расточительству и роскоши. Генерал стал рабом своей постыдной страсти к расчетливой и жадной женщине, среди грехов которой также числилось полное отсутствие даже подобия национального чувства. Разве не приводил Бутович дерзкое замечание своей экс-супруги: «Наше отечество там, где нам хорошо»?11 Таким образом, дело Мясоедова/Сухомлинова приоткрыло перед русским обществом дверь в антиобщество, ценности и обычаи которого представляли собой издевательские пародии на общепринятые: это был мир, в котором евреи начальствуют над русскими дворянами и где иностранцы покупают и продают министров. Измена Мясоедова и Сухомлинова доказала, что предатели есть везде. «Ни один круг общества не гарантирован от шпиона или изменника», — писал в 1915 году военный прокурор Резанов12.