— Это началось в тяжелые кризисные времена Ебипетского упадка старой религии, которая уже не могла удовлетворить потребности новой, созревающей культуры. Столицей модного течения был знаменитый город Бабий Лон. Что бы как-то успокоить жаждущий народ решили построить на радость богам Пизатую Башню, которая в своем проекте должна доходить до небес. Весть о проекте строящегося мегафаллоса быстро разлетелась по всему миру, собирая на этот подвиг множество энтузиастов. Работа кипела день и ночь. От таких ударных темпов не на шутку обеспокоились жрецы прежнего бога Двуликого Ануса, у которого было лицо смотрящее в небо, а другое на землю. Учитывая то, что у Южного Ануса уже был Хер, хоть и вялый, мудрецы решили, что два хера в одну харю — это уже перебор, даже если это и Анус. Что бы уладить сложившуюся обстановку народу объявили, что башню нужно воздвигнуть на небесном лице Двуликого Ануса. Строители полностью прониклись мудростью решения и всем колхозом потащили ее в верхнем направлении. Проблема была таким образом решена. Только вот второй лик оказался Хер знает где. Многие поколения стремились исполнить волю Бога, но в конце концов бросили Пизатую Башню где-то на пол дороги и сами продолжали путь к своей цели во славу своих потомков. Так в Глотку привалило куча народа, изначально забыв смысл похода. Захваченные рабы свергли хозяев и окончательно перемешали культуры всех времен и народов. И сейчас наступил второй калапс великого Бабьего Лона. Старый Хер со своим прастатанством, бабсистами и каколичеством уже не удовлетворяет интересы молодежи, а старые Боги оказались изрядно подзабытыми. Наступила эпоха полного ремикса кто на что горазд. Старые религии, написанные для примитивных пастухов обрели новый парапсихологический контекст и каждый стал проповедником модной нирваны. Религий стало что блох у собаки и каждая блоха кричала, что собака одна и она по любому наша, даже на придуманную кличку отзывается.
— А что собака?
— Она шла своим курсом, по дороге сбивая наиболее кусучих и прожорливых попутчиков. Причем в одной из религий четко вычислили время, когда собака поднимает свои ноги. Они решили, что когда светит божественное солнце собака бежит на четырех ногах, но чем ближе к сумеркам ноги начинают подниматься для других дел и ночью, когда поднимается последняя нога наступает конец четырех эпох и всем блохам становится кирдык. Потом опять начинается следующий божественный день собаки и все начинается заново развиваться в теле этого могучего животного.
— И сколько длятся эти божественные сутки по нашему времяисчислению?
— Умники отмечают четыре эпохи поднимания ног. Собака стоит на четырех ногах примерно 1,8 миллионов лет, затем поднимается одна нога и 1,3 миллиона лет она на трех. В двое меньше длиться срок на двух ногах и на одной ноге она стоит с блохами, которые это считают пол миллиона лет. Затем наступает двенадцатитысячный промежуток, когда считать оказывается некому. Ну а дальше — все по новой.
Одуреть, это так долго идут одни сутки?
— Да нет, брат. Это не сутки. На самом деле собака не стоит, а идет. Я рассказал тебе всего лишь один цикл, а она их делает за свой день около двух тысяч. Это и есть один ее день.
— И какой возраст у нашей собаки?
— А сколько нынче исполняется лет нашему шефу? — улыбаясь спросил Моня.
— Пятьдесят пять. Только при чем здесь он? — удивился я.
Притом, что он и есть одно из тел сновидения Творца Всего.
— Ты че несешь!!! Нафиг по твоему Бог???
— Не могу сказать «единственный и неповторимый», а так он является самым- самым по части сновидения и сталкинга во всем его бесконечном многообразии. Возможно сейчас ты захочешь спросить меня, почему именно он и есть Бог? Не знаю, только изучая легенды и религии, я постоянно сталкивался с описаниями проявления Бога в различных телах и под различными масками. На то он и создал этот мир, что бы в нем находится. А уж как он это будет делать, это только ему решать.
— Что-то басня про шефа, мне кажется, выходит за любые рамки — начал я защищать свои неокрепшие позиции.
— Еще полчаса назад для тебя было нереальным собственное сновидение, так что расслабься: ничего в этом мире не изменилось, кроме твоего отношения к этому.
— И сколько ему еще жить осталось? Хотя мне кажется, что на наш век хватит — поинтересовался я на всякий случай.
— Да, как ты заметил у нас свой, а у него свой век прописан. Хотя сколько каждый протянет — это уже дело каждого. Пятьдесят пять лет — это считай пенсионный возраст, да и со здоровьем уже ни как в детстве. При таких раскладах может и раньше завернуться.
— А что случится, когда это произойдет?
— Сам-то про себя знаешь, что с тобой произойдет, когда ласты завернешь? Может то же и с ним будет, кто знает.
— Лучше давай я тебе дальше свою сказочку рассказывать буду — чавкая конфетой, предложил сказочник.
— Мне показалось, что ты уже все рассказал?
— Ты че, самое интересное только впереди, ведь ты не услышал, как развивались события в Райских Садах, с теми, кто там расплодился.
— Разве там кто-то остался?