Читаем Внутри ауры полностью

— Да. Они узнали про его силу и искали по резервациям. Мы должны вернуть священный корень туда, откуда он был изъят. Потому что, если он попадет в руки убийц, человечество может быть в опасности.

— Как они его могут использовать?

— Не знаю. Ihticoyonpui всегда несло в первую очередь разрушение и перерождение самого себя. Кто знает, каких границ достигнет разрушение в залитых кровью руках.

— Оно спрятано в яхте. Мы привезли все имеющиеся остатки.

— Значит все будет хорошо. Скоро мы избавим людей от божьего дара, который стал проклятием. Кстати, у нас еще десерт…

Молдован переключился вновь на другую тему. Разговор об Армагеддоне и человеческих злодеяниях его не прельщал. Он поспешно направился за очередным блюдом на кухню. Несмотря на набитые животы, гости с любопытством ждали очередного сюрприза от талантливого шеф-повара.

— Он всегда вкусно готовил, — признался с мягкой сентиментальной улыбкой Яха. — Для него кулинария была способом бегства от суровой реальности в детские радужные годы… Даже самому закаленному терминатору нужна своя отдушина.

Молдован вернулся с двумя емкостями, накрытыми полотенцами для парникового эффекта. Запах домашней выпечки беспощадно ударил по вкусовым рецепторам, и чувство голода накрыло новой волной.

— Это шарлотка с черничным вареньем, — он презентовал первый румяный и пышный десерт. — Я специально пирог делаю немного жидковатым, чтобы не казался сухим…

Кирилл с Машей окончательно влюбились в доброго старика, который совсем не походил на криминального авторитета и кровожадного убийцу. Да и всем остальным персонаж показался очень эмпатичным и чутким.

— А это… — заинтриговал он, — национальное блюдо, рецепт которого передавался в моей семье из поколения в поколение.

— Плацынды! — щелкнул пальцами Яха.

— Точно.

Полотенце слетело с угощения, и перед глазами гостей предстали жареные круглые лепешки.

— Все исключительно с брынзой и зеленью. Каждый должен обязательно попробовать.

Молдован передал все на стол, и компания принялась за очередной прием пищи.

— Оно как хачапури! — подметила Лизи. — Я обожаю хачапури, но теперь буду любить больше плацынды!

Молдован лишь благодарно опустил голову. Яха отведал фирменного деликатеса, а затем пристально разглядывал своего товарища. Он был до глубины души поражен его трансформацией. Пират был знаком с совершенно другой личностью и теперь не узнавал в ней прежнего, казалось бы, вдоль и поперек изученного друга.

— Интересно? — уловил его взгляд Молдован.

— Конечно, — на этот раз Яха не испугался и оставался сосредоточенным на мысли. — Ты сам понимаешь, что я вижу перед собой другого человека.

— Я тоже перед собой вижу счастливого и свободного весельчака.

— Я всегда таким был, — поспорил Яха.

— Нет, — категорично отрезал Молдован.

Пират дерзко ухмыльнулся:

— Значит мы после всего пережитого все-таки сумели обрести покой? Как же у тебя это получается?

Яха пытался разоблачить товарища, вытащить спрятанную им жестокую правду наружу, вскрыть болезненный гнойник. Он знал этого человека убийцей, изгнанником, преступником. Молдован отвлекся и потянулся за небольшим походным рюкзаком.

— Я рисую, — он достал рисунки, сделанные самыми разными материалами. Какие-то на холсте, какие-то на обрывке бумаги, какие-то на салфетке. — Рисую облака. Каждый вечер я нахожу подходящий ракурс и запечатлеваю то, что сотворила природа. И в этот момент я будто участвую в процессе. Создаю. Бессмысленно, бесполезно, но все равно это происходит. Облака не имеют особого значения и тем бесподобны своей судьбой.

Он показывал сохраненные на память закаты, рассветы, черные тучи, проливной дождь. Перебирая странные творения, он заглядывал в глаза слушателей и те уже не могли оторваться:

— Они всегда разные. У каждого свой размер, свой маршрут, свое местоположение, свое настроение. Они могут через мгновение исчезнуть и больше никогда не появиться на небе. Но когда я смотрю на них, мне спокойно. Я с ними. Все забывается, проясняется и упрощается. Они приносят в мою бессмысленность смысл. А я приношу смысл в их бессмысленность этими рисунками.

Он продолжал демонстрировать произведения.

— У меня много рисунков. Дома целые стопки макулатуры. Я люблю облака, а они каждый день рождаются новыми и непохожими на предыдущие. Получается, что и мне надо быть в завтрашнем продолжении жизни.

Терялся посыл сказанных слов. Яха даже забыл свой вопрос. Он переживал вместе с остальными в полной тишине заданное удивительным человеком чувство. Стало вмиг все понятно и очевидно, и будто бы эта простая ясность была изначально. Допытывающийся пират погрузился в тотальное смирение. Чужая гармония успокоила и его. Ему вдруг перестало быть необходимым что-то доказывать, достигать, избегать. Маша вновь прижалась тесно к Кириллу, тот был совсем не против, ибо сам ощущал любовную душевную тягу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее