Внутри ауры

Страх поселился у меня в голове. Я не могла думать ни о чем, кроме того факта, что я с концами теряю поддержку. По ночам я слышала посторонний топот. С ужасом мне удавалось через дверную щель наблюдать, как мама неестественной походкой бродит по коридору, а затем делает заметки. Я не хотела её тревожить, боясь усугубить состояние. Мне приходилось всё держать в себе и постепенно смиряться с необратимостью ситуации.

Какие-то попытки борьбы у меня все-таки появлялись. Одним утром я не выдержала и спрятала блокнот, обвиняя его во всех бедах. Через час ко мне в панике подбежала мама и с безумными глазами начала нести околесицу.

— Где он… Ты не понимаешь… Он ушёл… Вокруг найти кого-то невозможно… Севернее можно поискать… Если это так, то зря… Очень зря… Меня можно понять… Хватит… Нельзя так говорить… Надо пытаться… Зачем всё тогда это было… У меня записи… Нет, их там нет, не ищи… Пожалуйста… Я сама схожу за ним… Получится…

Она крепко держала мою руку и продолжала свой абсолютно бессвязный монолог. В её глазах разгорался огонь сумасшествия, а тело наливалось жаром.

— Мамуль… Мам… Прекрати! Прекрати, пожалуйста! — я хотела освободить руку, но она мне не позволила.

— Никто не сможет, кроме меня… Ты заблудишься… Скажи мне, где ты…

Тогда я вырвала свою руку и поспешила скорее вернуть блокнот. После этого я заперлась в своей комнате и долго плакала. Я не верила в происходящее.

У мамы бывали периоды ремиссии, когда речь вновь обретала смысл, но стоило с ней поговорить дольше нескольких минут, как вновь начиналась путаница.

— Да, хорошо, я всё понимаю… Мы обязательно это сделаем… Просто важно, во-первых, узнать, а уже потом как бы да… Во-вторых, я не оставлю его… Он слишком далеко, но это… Сложно понять… Я хочу просто сказать, что, конечно, я согласна…

Её мышление выглядело разорванным на части. Её рассуждения и ассоциации не могли найти взаимосвязь и прийти к логическому заключению. Она постоянно соскальзывала с главной мысли и терялась в потоке сознания, не в силах вернуться к исходной точке.

— Ранее у нее наблюдались похожие приступы? — расспрашивал меня психиатр, когда мне удалось все-таки вызвать его на дом.

— Нет.

— Может быть в детстве или подростковом возрасте?

— Не знаю.

Доктор задумчиво нахмурился.

— Что это может быть? — допытывала я его.

— Реактивно дебютирующая шизофрения. На начальных этапах трудно говорить о форме и прогнозе, но обычно в подобном возрасте заболевание протекает злокачественно.

Специалист предложил экстренную госпитализацию, но я сказала, что разлука с отцом только навредит её здоровью, да и его тоже. Мужчина пошел навстречу и выписал рецепт на необходимые лекарства. Принеся соболезнования, он покинул нашу обитель, а я осталась наедине с кошмаром наяву.

Мама изредка соглашалась принять лекарство, но оно не помогало её возбужденному расстройству. Она продолжала копаться в числах, а я протирала мокрой тряпкой исхудавшее бледное тело отца и плакала. Навязчивые мысли о самоубийстве и совершенном грехе лезли в голову. Пару раз меня охватывали страшные панические атаки. Мне казалось, что я тоже схожу с ума. Меня спасала лишь музыка. «Precious» и «Plague» постоянно звучали в ушах, разделяя мою участь и не позволяя провалиться в пропасть.

4.

Переломный период наступил в октябре 22-го. За полгода до того, как я сама угодила в психушку уже будучи абсолютной сиротой. В тот день я зашла в родительскую комнату и увидела, что мама и папа лежат рядом друг с другом и держатся за руки. Меня удивил тот факт, что их тела больше не содрогались от боли и неконтролируемых внутренних процессов. Наоборот, их лица выражали покой и тихую радость. Я медленно села рядом и стала наблюдать за перевоплощением пары. Иногда они о чём-то шептались, но понять о чём ведётся речь мне так и не удалось. Успокаивало лишь то, что говорили они это с удивительным умиротворением. Я потерялась во времени. Больше десяти часов я не отходила от родителей ни на шаг, продолжая наблюдать. Отсутствие сна резко перешло в нарастающую головную боль, которая меня вынудила оставить эту идиллию. Я выпила две таблетки аспирина и четыре валерьянки и прилегла отдохнуть.

Не знаю, сколько я пробыла в беспечных снах, но, когда я открыла глаза, то увидела перед собой лицо мамы. На мгновение меня охватил ужас, но окончательно проснувшись, я вдруг осознала, что она сейчас находится в здравом уме. Румянец впервые за долгое время покрыл её утомленное лицо, губы стали вновь розовыми, а глаза загорелись жизнью.

— Я его нашла, — совершенно чётко и обдуманно заявила она.

— Что? — засуетилась я, вскакивая с постели.

— Я нашла нашего папу.

Я продолжала на неё смотреть с непониманием, и тогда она решила доступно всё объяснить.

— Я наконец подобрала координаты того места, где он находится. Он застрял на планете, на которой всё живое вымерло. Города и дома превратились в руины. А люди и животные — в пепел.

Кровь пульсировала в висках. Ноги словно наполнились свинцом. Инстинктивно мне хотелось бежать и не оглядываться. Но я продолжала стоять на месте и разделять с родной матерью её сумасшествие.