Внутри Ленина пресс

Лобачевский научил линии пересекаться

– На самом деле я не вижу смысла как-то суетиться, – сказал Денис и затянулся сигаретой. Он стоял на балконе и говорил с Никитой через открытую дверь. Никита только что докурил сигарету и зашел в комнату, а Денис сразу достал из пачки новую.

– Смотри сам, – продолжил Денис, – я сейчас живу более-менее нахаляву и плачу только за коммуналку. Кое-что капает от родителей, по старым знакомствам делаю фрилансы тысяч на 10 в месяц. Меня более, чем устраивает. Ну знаешь, этот бесконечный космос, все мизерно, глупая суета не нужна.

Никита сидел на диване, сцепив руки в замок и глядел на линолеум. Он отвечал так:

– О, ну если ты способен себе представить космос… Вот этот безмерный и бесконечный космос, который у тебя над головой. Вот ты живешь на 7-м этаже и через перила перебираться не будешь, зато сверху даже козырька нет.

– То есть? – спросил Денис.

– То есть, если ты представляешь себе эту тотальную пустоту, то можно смело бояться высоты, только в обратную сторону. Вот эта сошка, Земля, то есть, бурит просторы вселенной в огромной пустоте. Ты же упадешь тогда, Дениска. Это ужас, провалиться в этакую срань, потому что падать никогда не прекратишь. Я вот, к примеру, все за землю цепляюсь, отбил себе все пальцы, ногти сорвал – в метафорическом смысле. Все эти смены работ, да они просто помогают придержаться за новое впечатление, новый опыт, лишь только не утянуло в эту ссаную пропасть.

– О, так ты, значит, всю полноту космоса себе прекрасно представляешь.

– Ну, не совсем, просто мне очень легко представить, что земля перевернется, как корыто, и выплеснет меня вниз. Знаешь, прямо физическое ощущение падения: подводит живот, кружится голова.

Закипел чайник. Денис бросил в банку недокуренный бычок и пошел выключать электрическую печь. Пока он заваривал чай, Никита перебирал книги на полке.

– О, – сказал Никита, – да тут у тебя Пригов. А вот он кстати говорил, что пишет каждый день именно по этой причине, только у него пропасть вела вниз. А он на реактивной тяге своей поэзии старается удержаться у ее края.

– Да, я читал. Мне кажется, что в этой идее все-таки больше пассивного. Почему бы намеренно не вкрутить себя в такой ритм, когда на всякие измышления времени не будет? Ведь это вполне возможно. Приходишь домой, пилишь в игрушечку или там винцо хлещешь. Это не так трудно. Либо уж скатиться в эту пропасть и предстать очам. Конечный итог, Никита! Должен быть конечный итог, а половина всех писак – конвульсивные висельники!

– Ну вот, скажем, Ерофееву не помогло. Человек в полной мере себя придушил, а все же летал. Живое доказательство недавимости души, он всю эту работу проделал за нас, доказал и продемонстрировал.

– Как же не помогло, – сказал Денис, – он, во-первых, не так-то много и пил, запоями пил, а не порциями. Видимо, хлестал, когда припекало. Опять же он много и продуктивно молчал, побольше прочих. Именно молчание – процесс, а речь – это только констатация ошибок.

– Это выходит, что когда кончатся ошибки, кончится речь. Я не согласен. И я так пить не хочу. Но что делать? Приходишь домой и тухнешь: того не хочу, это не буду, читать лень, дрочить уже ну никак. Тупик.

Никита будто терял интерес к разговору, его глаза опустели, а лицо выражало беспокойство и даже страх. Денис сел на другой конец дивана.

– Займись чем-нибудь, придумай задачку. Попиши стишки, – сказал Денис устало и беспомощно.

Никита снял чайник с плиты и сделал два глотка, кипяток ошпарил ему горло.

Денис растерялся. Со стороны это выглядело так: парень слушает тебя, встает, подходит к горячей все еще печи, берется за ручку чайника, прикладывает горячий носик к губам и льет в горло кипящую воду.

– Ох ебать! – сказал Денис, но остался сидеть на месте.

– Аааа, да ты просто пигмей, – прохрипел Никита. Обожженный язык распух во рту и стал будто шершавым. Горло болело от каждого слова.

– Пигмей, – продолжил Никита, – посмотри на себя.

Денис тут же взял себя в руки и усмехнулся. Такими дешевыми фокусами, как глотание кипятка, провести его было невозможно.

– Что ты выеживаешься? Теперь звони в скорую.

– Не буду звонить, пройдет.

– И я не буду.

Денис рассыпался мелким смешком, от его прежнего облика не осталось и следа. У него задергалась ключица и он повел головой, жестом ироничного одобрения, дескать, ну раз ты за фокусы взялся, то продолжай. Нормально же беседовали, а ты как лом в железнодорожной стрелке: застрял и только трещишь.

Все это Никита уловил. Ему стало досадно на себя, что его повело к этому чайнику? Почему-то показалось, что если глотнуть кипятку, все проблемы, точнее, вся проблематика исчезнет. Широким жестом доказать свою правоту, свою тягу ко всему, что сбивает человека с панталыку.