Влад подмигнул ошалевшему Филиппову (оказывается, за коварной соблазнительницей отца Насти стоял Влад! Вот откуда ноги растут и ветер дует! Подлый рецидивист!). Противоречивые чувства захлестнули душу Филиппова — он не знал, как реагировать на открывшуюся правду, и его поражало спокойствие и дружелюбие Баринова.
Влад посмотрел на свои наручные часы.
— Так, хватит трудиться. Пойдемте выпьем, и я все расскажу!
— Влад, ты собираешься через свою азиатку обмануть отца Насти?! — наконец возмущенно спросил Филиппов.
— Разве? — удивился Влад. — Подождите, я куртку и сапоги надену…
Со стройки по грязи потопали к автобусной остановке — в трезвом виде рассказывать грустную и горестную историю Влад не собирался принципиально.
— Проедем остановок пять — там рюмочная приличная. Выпьем, и все узнаете. Как раз мне душу излить надо. Да и устал я чего-то сегодня — весь день копошился, как жук навозный, потом Гуля пришла — ее приласкал, силы совсем оставили. Старым уже становлюсь.
Филиппов шел последним и громко сопел — мозг его пылал от возмущения: преступление раскрыто! Квартирный вопрос его возлюбленной теперь будет решен положительно, а он станет героем в ее глазах — в своих он героем уже стал!
Влад, жалко ощерившись в нечистой улыбке, бросив взгляд на Сергея, спросил:
— Не ожидал от меня такого?
— Нет.
— И я от себя не ожидал. Но все по порядку: сначала выпьем!
На автобусе доехали до бурлящего людьми перекрестка, где была основная пересадка на маршрутах, а народ валом валил с работы. Рюмочная располагалась в отдельной кирпичной пристройке, была чистая, с выложенными кафелем стенами, но тесная — войдя внутрь, сразу оказались в хвосте очереди из десятка человек к барной стойке, где красивая, ухоженная, вся в россыпях золота матюра-буфетчица стремительно наполняла одноразовые стаканчики из стеклянных водочных бутылок и пакетов с соком. Вдоль стен кучковались купившие дозу, растягивая удовольствие принятия алкоголя, — в основном пожилые пенсионеры. Молодые мужики-работяги тут же у стойки стремительно выпивали, запивали, занюхивали и уходили.
Один из пенсионеров, длинноволосый, с темными, поседевшими кудрями, в берете, знакомый многих здешних завсегдатаев, говорил для всех:
— Такой человек, друзья! Только что иду с его творческого вечера. Человек живет в селе и пишет стихи, которые берут за живое! Вот послушайте:
Говорят, что мы уже жили…
Говорят, на земле мы — в аду…
Что-то где-то, увы, совершили
На свое погубленье, беду…
В чем же мука тогда, наказанье?
Неужели в изменах друзей,
В катастрофах любви и терзаньях
От конфликтов отцов и детей?!
Жаждущие алкоголя одобрительно загудели, раздались хлопки.
— Э-э! — вдруг резко вскрикнула матюра-буфетчица. — Это что за поэтические выступления?! Стихи вон на улице читайте! Здесь просто: зашел, выпил, вышел! Зашел, выпил, вышел!
Мужики опасливо затихли — злить матюру было чревато — могла лишить дозы: «Ты уже и так хорош, иди прогуляйся!»
Влад обернулся к Сергею, кивнул:
— Здесь строго все! Хорошая рюмочная.
Подошла их очередь, Влад быстро заказал привычной, отработанной фразой:
— Три по двести, стакан томатного и карамельку!
Матюра забулькала в пластиковые стаканчики водку неизвестного происхождения.
Влад рассчитался.
Взяли купленное, Влад кивком указал направление в угол у входной двери — там освободилась полочка, у которой можно было постоять.
— Так, Сашка, тебе, как самому маленькому, водка и томатный сок, а нам с тобой, Серега, карамелька. Сначала ты занюхай, потом я, а потом мы ею закусим напополам.
Быстро выпили по половине стакана.
Сергей понюхал карамельку — ничем она не пахнет, а в глотке от плохой водки дернулся рвотный позыв. Он отнял стакан с соком у Филиппова.
— Дай тоже запью!
Филиппов не спорил — он все еще находился под впечатлением от великого разоблачения Влада! Он ждал откровенного повествования и покаяния в финале: «Я разоблачен! Простите, друзья! Не судите строго! Больше не повторится!»
Влад огляделся, понюхал карамельку, кивнул удовлетворенно, видимо вынюхав что-то свое, недоступное Сергею, похлопал по карманам брюк, ища сигареты, но спохватился.