Подумать только: если беседовать с незнакомыми людьми, выясняется, что большинство из них — интересные. Хоть и с виду — вязаная шапочка, старые перчатки без пальцев.
— Получается, что Марина вызвала тогда милицию?
— Да. Я был взбешен. Если бы я в тот момент кого-то укусил, ему бы делали прививки от бешенства. Я был готов крушить все на своем
пути, но вокруг были только решетки и голые стены. У меня было до черта много времени подумать, и именно тогда мне в голову впервые пришла мысль о справедливости и чести. Я раньше даже не задумывался о том, что такое вообще существует.
— Тебе стало стыдно за свое прошлое?
— Нет. Как тебе объяснить это? — Олег постучал кулаком по коленке и напрягся. — В тюрьме не может быть стыдно. Это место учит тебя ненавидеть людей. Молча, в душе, но по-настоящему, до боли в пятках.
— Кого ты ненавидел больше всего?
— Этого рыжего котенка. Я мечтал о том, как выйду на свободу, найду ее и проучу.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Я ж ее защитить хотел. А это была тюрьма, Тамрико. Там живут убийцы, воры, налетчики, насильники. Одни гондоны, в общем. Они плюют тебе в еду, бьют тебя стулом по спине, испражняются на тебя, пока ты спишь. И ты отвечаешь им тем же. Каждый день одно и то же дерьмо. За два года я пропитался ненавистью, как килька маслом. О каком стыде ты говоришь? Ни одна светлая мысль даже не проскальзывает в тюрьме. Там нет добрых или совестливых людей. Там очень воняет и на квадратный метр такая концентрация мудаков, что становится тошно. Сгустки негатива такие в воздухе, что хоть топор вешай.
— А родители тебя навещали?
— Нет. Мамы тогда уже не было, а отец болел.
— А Катя в лосинах?
— Она приходила. Два раза. В первый раз сказала, что ее брат погиб: разбился на машине. Во второй раз — что беременна от кого-то и выходит замуж.
— Это, наверное, ужасно знать, что тебя никто не ждет?
— Нет — если ты тоже никого не ждешь.
Я не нашла, что ответить, ведь я всегда кого-то жду. Это у меня безусловный рефлекс, как глотать и дышать. Я жду прикосновений, жду встречи, жду утреннего секса и вечерних поцелуев… Быть может, это сильно старомодно и непрактично, но ведь и чувственно одновременно: в тоненьком кружеве, под теплым одеялом, запутавшись в длинных волосах и распаляющих мыслях, ты ждешь кого-то.
Как только я перестану ждать, я умру.
— Тебя не освободили досрочно?
— Какое там! — Олег взмахнул руками в воздухе. — В тюрьме я дрался еще похлеще прежнего. Но там это необходимо — нужно тратить куда- то свою злость. Тем более что секса у меня там не было. Ходили там некоторые парни, «опущенные», предлагали, но я сразу пресек это. Конечно, можно было договориться о женщине, но — всего два года, и я решил, что потерплю. Удовлетворял себя ночью на лежаке, и нормально. Жить можно.
— Я бы не смогла так жить.
Олег резко повернулся ко мне всем телом и неожиданно взял мои ладони в руки. Из-под черных митенок выглядывали большие коричневые пальцы со срезанными под самый корень ногтями. Эти пальцы оказались шершавыми, как наждачная бумага, и очень теплыми — а ведь в машине было довольно холодно. Я вздрогнула от неожиданности: впервые в жизни мои ладони сжимали руки бывшего заключенного. Это было так странно. Первая мелькнувшая мысль — страх, но не из-за Олега, а из-за папы — он точно не будет доволен, когда узнает про этот эпизод. А вслед за этим у меня возникло ощущение полной фатальности: я прямо должна была сесть в машину именно к нему, и мы должны были завести этот разговор. Это не дежавю, а какое-то внутреннее знание: ты все делаешь правильно.
Все так же, держа мои ладони в своих, Олег залез мне в глаза и как-то очень крепко, уверенно произнес:
— Запомни: когда в твоей жизни случается что- то ужасное, нужно смириться.
— Зачем?
— Это единственный способ найти в себе силы двигаться дальше.
— Значит, ты смирился?
— Точно. Я дрался с мужиками в тюрьме, но больше для разрядки. А со своими двумя годами я смирился. Именно это помогло мне. И я много думал над тем, почему я тогда не смирился с Мариной. Почему для меня было так важно найти ее и как-то проучить? Почему с каждым днем я думал о ней все больше и больше? Она зудела во мне, как больной зуб. Этот вопрос я задавал себе очень много раз.
— Нашел ответ?
— Да. А ты?
— Кажется, да. Похоже, она задела тем, что не боялась тебя.