Внутри неё тьма

Старик уложил мёртвую девочку ровно в то травяное кольцо, над которым работала отшельница. Он сделал шаг назад и взглянул на покойницу. Та была бледна и неподвижна. Кощей покачал головой. Мелкая совсем, жаль, что рассталась с жизнью. Он бы стал её наставником в царстве мёртвых, да только старуха уговорила его на иной путь.

– Глупость ты задумала, Яга, – пробурчал он.

Луна светила прямо в личико девочки, в её распахнутые глаза, но уже не беспокоила мертвячку. Белые руки, испачканные кровавыми разводами, как ниточки лежали вдоль тела. Кощей посмотрел на свои руки – такие же бледные и тонкие, словно обёрнутые тряпицей кости – и вздохнул.

Яга его не слушала. Она всё так же суетилась возле дома. Проверяла подношения и мысленно готовилась к встрече к той, кого живые остерегаются. Но живых на поляне не было: девочка не дышала уже несколько часов, старуха была одной ногой в могиле, старик – и вовсе мертвец, гуляющий меж царством живых и мёртвых.

С минуты на минуту должен был определиться исход ночи. Поляну наполнял запах еловых и сосновых веток, уложенных в круг вместе с травами. Возле дома блеяла коза. Она ходила вокруг колышка, к которому была привязана, и стучала копытами по камням. Но стоит приглядеться, и поймёшь, что это были вовсе не камни. На земле лежали черепа. Кощей усмехнулся, он не знал толком, откуда Яга взяла черепа: могла как выкопать из деревенских могил, так и позаимствовать у одиноких путников, ненароком заглянувших в обитель лесной отшельницы. Гадать он не стал. Главное, чтобы богине понравилось подношение.

Яга вынесла к поляне деревянный горшок с мёдом красноватого оттенка и красное вино. Кровь за кровь – треба Мораны.

Старуха потянула Кощея за рукав, и они оба опустились на колени. Старик в последний раз с осуждением поглядел на Ягу, а после принялся повторять за ней слова. Голоса поначалу были тихими, набирали силу, а после заполнили поляну, понеслись над лесом.

– Призываю тебя, Морана, богиня зимы и смерти. Смилуйся. Явись пред слугами твоими. Прими подношение в обмен на душу несчастной.

С каждым словом лес волновался всё больше. Поднялся ветер, вороны с громким карканьем слетели с веток и закружили над поляной, чувствуя приближение тьмы. Яга с десяток раз повторила обращение к богине:

– Смилуйся, Морана. Прими требу, покажи свою силу, властительница царства мёртвых.

Старуха не видела, как ледяной пар, словно туман, разъедал лес. Тонкая полоска льда змеёй поползла по земле прямо к мёртвой девочке. Яга затаила дыхание. После потёрла руки, которые начали коченеть, несмотря на летнюю пору, и поднялась. Она подошла к дому, ловко схватила козу, которая пыталась забиться подальше, и ножом полоснула ей по горлу. Капли крови оросили покрытую инеем траву. Старуха потащила козу к кругу, возле которого на коленях сидел Кощей. Он хмурился, но не возражал. Кровь принесённой жертвы смешалась с кровью девочки, и лес взвыл потусторонним гулом. С деревьев посыпались листья.

– Призываю тебя, Морана, – Яга понизила голос, поняв, что её зов услышан. – Прими наши дары. Помоги потерянной душе вернуться. Молю тебя о помощи.

Она посмотрела на Кощея, и тот повторил:

– Молю тебя о помощи, Морана. – Потом прошептал тихо, чтобы услышала только старуха: – Глупость ты затеяла, Яга. Из царства мёртвых люди не возвращаются. Или возвращаются не такими.

Отшельница ничего не ответила на укор. Она вновь обратилась к Моране, и та наконец появилась.

Раду пронзила боль. Вернулась та агония, которую девочка испытывала при смерти. За что? Неужели боль будет преследовать её всю жизнь? То есть… всю смерть? Она же теперь в царстве мёртвых?

Жар поднимался от кончиков рук и ног, подбирался к сердцу, сжимая его огненной рукой. Рада готова была орать, но звук застревал внутри тела. Она не могла двигаться, не могла открыть глаза, рот. Дышать тоже не могла. В ушах стоял гул, будто бы девочка тонула, и она изо всех сил барахталась в своём сознании. В конце концов руки и ноги задёргались. Грудь всё ещё сдавливала плита смерти, Рада пыталась судорожно дышать, но лишь мелкие глотки воздуха проникали внутрь. Они причиняли дикую боль, разрезали горло, будто девочка проглотила иголки.

Чья-то ледяная рука легла Раде на грудь – ровно в то место, куда её ударили ножом.

– Ты хочешь жить, дитя?

«Нет, нет!»

Ответить девочка не смогла. Слова остались лишь в мыслях, но та женщина, которая изучала порез Рады, их услышала.

– Она не хочет жить, – объявил холодный голос.

– Просто ей больно, – возразил другой голос. Девочка с удивлением узнала отшельницу, другиню матери.

Вопрос повторился:

– Ты хочешь жить, дитя? Боль постепенно уйдёт.

Рада не хотела отвечать. Нет. Её жизнь уже закончилась, как и жизнь её семьи. Воспоминания были слишком болезненны. Они душили, заставляя пробудившуюся кровь в жилах застыть обратно. Но… «Боль постепенно уйдёт».

«Да-а», – вздох, более глубокий, чем прежде, вырвался из груди девочки. Рада понадеялась, что та странная женщина вновь услышит её мысли. И не ошиблась.

– Ты должна сказать это вслух, – приказал женщина.