Внутри невидимых стен

– Так здорово… – с дерева раздалось тихое мурчание. Вот уж точно девушка-кошка. – Знаешь, я всегда мечтала, чтобы мы с мамой могли вернуться в город. Грезила, что смогу выйти замуж и растить ребенка вместе с его отцом, которого буду любить всем сердцем, – ее голос стал тише. – Я никогда и никому не говорила этого, Макс, но ты – Глас Салангана и мой хозяин, тебе я готова открыть свою душу. После того, как ты пощадил меня, простил после попадания в аркан… Я уверена – ты не причинишь мне вреда без крайней нужды. Макс, у меня никогда еще не было такого чувства, как сегодня. Мне кажется, что рядом с тобой я словно под лапкой Салангана Хамки. Мне тепло и уютно. И совсем-совсем не страшно!

– Сейчас не страшно? – удивился Макс. – Но разве обычно ты чего-то боишься?

– Да, – мечтательно-счастливый тон вновь сменился на грустный. – Всю жизнь. Я боялась за маму, когда она охотилась, боялась за себя, когда была маленькой. Видя мои волосы, другие умари несколько раз пытались убить меня. Боялась, что не переживу голода, когда однажды мои рабы погибли от болезни, и неплодородная земля окраин Теократии оставила меня без урожая. Боялась, что умру, когда подхватила от раба какую-то болезнь и выздоровела лишь чудом.

На несколько мгновений она умолкла, пытаясь унять начавший дрожать голос.

– Боялась оставаться в пещере после того, как забыла приковать рабов, и меня чуть не зарезали во сне. Боялась, что меня убьют зелирийцы. Каждую мою вылазку… Но без рабов я не смогла бы прожить – с Благословением, ставшим проклятием, я не могла получить надел земли в плодородных районах Теократии, а вести хозяйство на территории зелирийцев означало подарить им урожай.

Девушка не смогла сдерживаться и дрожь в голосе сменилась всхлипами.

– Моя жизнь, Макс… Вся моя жизнь – это страх. Кровь, боль и страх. Я убивала зелирийцев, делала их рабами, но каждый раз рисковала собой. И я не могла тихо жить одна, не трогая их, – мне нечего было бы есть. В горах не водятся мисюки, а на равнине если какой и забредет, на него набросится куча таких же отшельниц. А постоянно охотиться на территориях зелирийцев – слишком большой риск. Рабы и горное земледелие куда безопаснее.

Макс попытался что-то сказать, но придумать ничего внятного не удалось.

– Но я верю, что все изменится, – едва слышно прошептала Лика. – И пусть теперь я твоя вещь, и семьи мне не видать, но я уверена – другие умари, живущие вне столицы подобно мне, смогут обрести свое счастье!

– Я… – мысли спецназовца судорожно метались, в попытке сказать что-то хотя бы просто уместное. – Я постараюсь помочь вам… – выдавив это, он поспешил сменить тему, чтобы избежать участи выставить себя идиотом окончательно. В конце концов, ни плана действий, ни даже уверенности в завтрашнем дне у него не было. – А сейчас постарайся выспаться. Завтра нам предстоит долгий путь, и идти лучше бодрыми и полными сил. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Макс, – к его радости, в ее голосе вновь слышалась улыбка.

Макс мысленно выдохнул. Меньше всего ему хотелось выглядеть по-дурацки перед Ликой. Не потому, что он стеснялся или тушевался, а потому, что понимал – она видит в нем шанс на спасение. Не для себя, для других. И пусть Макс уже уверился в ее способностях самовнушения, если он будет творить ерунду, Лика, пусть и в глубине души, но будет бояться, что у него ничего не получится. А это плохо, ведь у него и в самом деле может ничего не получиться…

– Да уж, Макс, психотерапевт из тебя паршивый, – раздался в сознании человека голос саланганца.

– Как могу, – мысленно огрызнулся Макс. – Ты чего не спишь?

– Думаю.

– О чем?

– Об идиотах… Не о тебе в этот раз, – поспешил уточнить Хамки, услышав недовольное сопение Макса. – О местных. Пытаюсь понять их, но не могу.

– Ну, как бы самонадеянно это не звучало, но здесь есть я. И я могу помочь тебе выправить положение дел на планете. Я и сам этого хочу.

– Нет, Макс. Забудь, – покачал головой хомяк. – Повторю то, что уже говорил: мне плевать на них. Я жил в другом мире, на другой планете, в другом обществе. Я не хочу лезть в тот кровавый пир, что здесь творится. Салангана больше нет. Есть Зелирия. И я, саланганец, здесь не более, чем незваный и нежданный гость, что бы там эти умари вслух не орали. Я исследую этот мир, а потом либо отправлюсь догонять своих, либо снова лягу спать. Я не пошевелю и пальцем, чтобы что-то здесь улучшить. Не я строил этот мир, не мне его и менять. Я не демиург, скорее, зритель, уснувший в начале представления и проснувшийся в разгар действа. Ничего больше.

– Но…

– Брось, Макс. Я все сказал, уговоры не помогут. Происходящее вокруг – не мое дело. Давай сменим тему.

Макс видел, что эти обстоятельства задевают Хамки, но не мог понять, чего тот в итоге хочет сам – то ли начать всех спасать, то ли всех сжечь и начать строить мир с нуля, то ли в самом деле плюнуть и не связываться. Его манера речи, поведение – такой набор взаимоисключений, что гадать, казалось, не имеет смысла.

Решив пока не парить голову, Макс вспомнил еще один давно интересовавший его вопрос.