Во что бы то ни стало

Руководитель, седоволосый, с усталым и вдохновенным лицом, только что начал разбирать рассказ одного из кружковцев. Рассказ был про молодого тракториста, состоял из сумбурных, энергичных описаний и руководителю понравился. Только за конец автору попало — тракторист взял и удрал ни с того ни с сего во флот! Потом стали читать стихи, кто что принес.

Черноглазый слесарь с ситценабивной, тот, что был когда-то бригадиром по сбору утиля, поминутно одергивая ворот рубашки, прочел:

С семи до четырех станки
В каком-то бешеном задоре
Стучат, урчат и тараторят,
Швыряя с силой челноки.
Мне хорошо! Под звон и стук
Верти привод, ровней шушукай!
Мне кажется — и я расту,
Сливаясь с говорливым стуком.
Уток натянутый — струна,
Конечно, я совсем не Пушкин,
Зато на фабрике у нас
Я первый мастер на частушки…

— Гм!.. — сказал руководитель. — Что-то я… Определенно мне эти стихи знакомы. Читал где-то.

— Точно! Читали! — расплылся во весь рот черноглазый. — Это ж не мои, это ж вроде вступления. Я частушки на красковарку сочинил.

И пошел чесать частушку за частушкой, нескладные, но такие лихие, что кружковцы поумирали с хохоту.

— Евлахова что принесла? — спросил строго руководитель, когда угомонились.

Лена встала от волнения.

— Я… Я готовила не эти… А эти только сегодня, вдруг написались. Еще не закончено. Можно? — спросила со страхом и надеждой.

— Послушаем товарища.

Здравствуй, солнечное утро
Светлой юности моей… —

робея, но звонко начала Лена, —

…Облака из перламутра,
Тень березы, гул людей.
Я бегу, лечу как птица
Мимо поля, вдоль трибун,
Ветер бьется, ветер мчится,
Так догнать его хочу!
Солнце, брызни надо мною!
Стадион, шуми вокруг!
Мне бы встретится с тобою,
Только где ты, где ты, друг? —

и замолчала, ни на кого не глядя.

— Я считаю, у Евлаховой, хоть и не больно гладко, чувство есть, — громко сказала высокая Зоя. — С переживанием сочинила.

— Смотря какие чувства! — возразил черноглазый слесарь. — В облаках перламутровых витать? Нам это ни к чему. Наследие.

Лена сгорала от смущения и гордости.

— Неправда! — вступилась молоденькая браковщица. — Чувства… ну, в общем, любовь, в новом быте тоже останутся. Я не согласная.

— С чем вас и поздравляем! — съязвил волосатый нормировщик в галстуке, которого кружковцы терпеть не могли. — Категорически против. Поэт должен воспевать технику! Так сказать, прогресс!

— Ишь ты, прогресс… — вмешался вдруг Матвей Яковлевич. — Техника, она, конечно, важный фактор. Только как ее в данном случае согласовать? Ты что ж, одной техникой, без чувств прожить думаешь?

— Категорически! — Нормировщик вскинул волосами, точно боднулся. — Без ахов и вздохов.

— То-то ты, бесчувственный, на черную доску попал, а Евлахова с ахами-вздохами, того гляди, в ударницы выйдет.

— Уж Матвей Яковлевич скажет! Как припечатает! — засмеялись все.

Занятия кончились поздно. Кружковцы разбежались, Лена осталась ждать внизу у выхода. Они договорились с Динкой встретиться здесь. У той были важные новости, Лене тоже хотелось о многом рассказать.

Первая фраза, с которой появившаяся Дина набросилась на Лену, ошеломила ее.

— Ленка, мы с Верой Ефремовной наконец-то получили путевки и не позже чем через неделю уезжаем! Возможно, надолго!

— Уезжаете? Опять… Куда?

— В какой-то Джасхан. В Казахстане.

— Джасган? Динка, подожди… — Лена нахмурилась. — Так ведь туда, кажется, уехали они… Стахеевы.

— Но это же интереснейшая новостройка! На совершенно неосвоенном участке! Потрясающая! — воскликнула Дина слово, которого последнее время избегала, так как Марья Антоновна однажды высмеяла его. — Представляешь: степь, огни, огни… И будущий гигантский завод, а вокруг него город, созданный нашими руками. Думаешь, там не пригодятся наши руки? Ого! — И Дина в восторге потрясла перед растерянной Леной кулаками.

— Уезжаешь. Опять уезжаешь, — завистливо повторила она. — Я просто не знаю, как буду скучать без тебя! И… и приеду к тебе в свой отпуск. И… Динка, что же я буду делать здесь без вас? Понимаешь, ведь Алешу уже приняли в институт, он на днях тоже переезжает от Андрея Николаевича в студенческое общежитие.

— Ты же все равно будешь с ним в одном городе! Все равно!

— Да. Но, Динка, как ты не понимаешь…

Нет, она прекрасно понимала. И они зашагали по переулку рядом, в ногу.

* * *

Московский вокзал. Вечер. Суета. Гул голосов, пассажиры без чемоданов, провожающие с чемоданами, газетные киоски, носильщики, шарканье ног по каменному полу. Движение, движение…