Во дни Пушкина. Том 1

– Благодарю вас, генерал, – своим приятным голосом сказала она. – Но я взвесила уже все и на все готова…

– Хорошо-с… – с удрученным видом сказал губернатор. – В таком случае пожалуйте завтра: я должен навести некоторые предварительные справки в законе. Вы понимаете, что такой случай, как ваш, администраторам приходится решать не часто…

– Так я приду завтра, – сказала она. – Я прошу вас только об одном, генерал: дайте мне возможность скорее выехать на место…

– Сделаю все, что в моих силах, княгиня.

Но, когда на следующее утро княгиня снова явилась в его приемной, генерал, хмуря свои густые брови и стараясь не смотреть на нее, угрюмо сказал:

– Увы, закон неумолим, княгиня! Прежде чем выпустить вас отсюда к кня… к вашему супругу, – поправился он, – я должен буду предложить вам подписать вот эту бумагу…

Княгиня быстро взяла лист, который он протягивал ей, и стала читать. Это была подписка в том, что она добровольно отказывается от своего княжеского титула и от всякого имущества, – а оно у Трубецких было огромно – не только того, которым она владела теперь, но и того, которое могла потом получить по наследству.

– Хорошо. Я согласна… – сказала она. – Вы можете дать мне перо?

Губернатор молча указал на столик, на котором стояла канцелярская чернильница, и княгиня, склонившись, подписала отречение.

– Пожалуйста… – сказала она. – Значит, теперь я могу ехать?

– Извольте-с… – пожал тот сумрачно плечами. – Я сейчас же прикажу заготовить вам подорожную и вообще все необходимые бумаги, а вы будьте любезны зайти завтра…

– Благодарю вас, генерал…

Она вышла, а губернатор, хмуря седые брови и потирая поясницу, тяжело прошел в свой кабинет, долго, насупившись, стоял у своего рабочего стола, а затем вздохнул, медленно разорвал на мелкие клочки бумагу, подписанную княгиней, и бросил ее в корзину.

Но когда княгиня пришла опять на следующее утро, ее встретил адъютант губернатора, молодой офицер с претензиями на столичный лоск и с запахом помады.

– Извините, ваше сиятельство, – склонился он, – но его превосходительство болен и не может принять вас…

– Ах, Боже мой!.. – сразу затуманилась княгиня. – Но, может быть, генерал найдет возможным… Ведь только одной его подписи недостает, кажется…

– Его превосходительство не спали всю ночь, и никто не решится тревожить их теперь… Будьте добры, княгиня, подождите до завтра…

– Делать нечего… – не удержавшись, дрогнула она голосом. – Надо покориться…

И про себя она подумала, что она не княгиня больше, а только жена каторжного и губы ее задрожали… Не слушая молодого человека, она повернулась и, глотая слезы, вышла.

Прятался генерал и на другой день, и на третий, и на четвертый. Княгиня изнемогала. И вот, наконец, старик «выздоровел».

– Все бумаги вам готовы, княгиня… – сказал он, кряхтя. – Но опять извините: чтобы не пугать вас, главного не сказал вам…

– Говорите теперь, генерал…

– Княгиня, я могу отправить вас не иначе, как пешком, с очередной партией каторжан, по канату.

– Как по канату? – не понимая, нахмурила она брови.

– Но… – смутился старик. – Но все каторжники идут прикованными к канату… И я не могу сделать исключения и для вас…

– Я согласна, генерал… – мягко сказала она.

Из глаз старика брызнули слезы.

– Хоро… шо… – с усилием выговорил он хриплым басом и, сердясь на свою слабость, бросил: – Вы поедете… как следует… Я сейчас… все… приготовлю… Присядьте…

И он торопливо вышел. И тотчас в кабинете послышался сердитый звонок.

– Сейчас же подать мне на подпись все бумаги для княгини Трубецкой, – сурово бросил он адъютанту. – И озаботьтесь отправить княгиню как следует… В провожатые выберите людей понадежнее. Я отдаю все это дело на вашу личную ответственность…

Адъютант поклонился и вышел на цыпочках: старик был явно не в духах…

Генерал тяжело задумался у стола. «В Петербурге будут недовольны, конечно. Но… – Старые глаза сверкнули, и генерал загнул крутое солдатское ругательство. – Но… черт их там всех бери! Могли задержать и сами, если угодно… Европы все боятся… А ты возись тут с сумасшедшими бабами!..» Через четверть часа, сердито расчеркнувшись на бумагах, он, хмурый, вышел в приемную. На усталом лице княгини был теперь глубокий покой и какие-то отсветы изнутри. Генерал стал сердито объяснять ей все – он все боялся, что опять разволнуется и тем уронит свое служебное достоинство в глазах этой сумасшедшей.

– Благодарю вас, генерал, от всего сердца. Так я могу завтра на рассвете выехать?

– Можете…

– В таком случае я прощусь с вами теперь же… От всего сердца благодарю вас… Я буду молиться за вас, генерал…

Генерал склонился белой головой к полной руке княгини, набожно поцеловал ее и, не говоря ни слова, твердым, фронтовым шагом, ничего не видя, пошел к себе. «Нет! – думал он все также сумрачно. – Никуда я больше не гожусь, старая ж…»

А княгиня понеслась в страшную даль каторги…