Во главе действующего флота

В работах В. Г. Симоненко[5] обстоятельно исследована история образования, становления и деятельности Морского генерального штаба накануне и в годы Первой мировой войны. Проследив эволюцию организационной структуры и функционального наполнения подразделений генмора, его роли в процессах стратегического планирования и управления, автор приходит к заключению, что создание штаба было вызвано объективными обстоятельствами, среди которых выделяет «необходимость централизованного руководства развитием морских сил, потребностью разработки оперативных планов их использования, причем согласованных с сухопутным Генеральным штабом, а также обеспечением всесторонней подготовки флота к войне и гибкого управления его боевыми действиями»[6].

С некоторыми выводами В. Г. Симоненко не вполне согласен Р. В. Кондратенко, одна из статей которого посвящена предыстории Морского генерального штаба и содержит обоснованную критику сложившихся в отечественной историографии взглядов на процесс становления органа стратегического руководства Российским флотом. Автор, в частности, подвергает сомнению расхожий тезис об игнорировании «косным» руководством морведа предложений И. Ф. Лихачева об учреждении морского генштаба в 1880-х гг. и вообще об уместности и своевременности этого предложения. Р. В. Кондратенко полагает, что условия для формирования центрального органа управления с функциями генмора сложились не на исходе XIX столетия, а «значительно позже», и находит организационные меры руководства морведа того времени, а именно образование компактного Военно-морского ученого отделения в составе Главного морского штаба, вполне достаточными и «отвечавшими реалиям того времени». Безусловно признавая качество аргументации подобных положений, мы все же склонны усматривать в рассуждениях Р. В. Кондратенко некоторую недооценку роли оперативно-стратегического планирования. Эта недооценка, в частности, находит свое отражение в выводе о том, что среди факторов, предопределивших поражение в войне с Японией, «отсутствие продуманных планов имело второстепенное значение»[7].

Большой интерес представляет монография К. Б. Назаренко «"Мозг" флота России», в который детально исследованы предпосылки, ход и результаты реформы центрального аппарата Морского министерства в преддверии Первой мировой войны. Вместе с тем, при анализе направленности предвоенного стратегического планирования, являвшегося первейшей функцией Морского генерального штаба, автор высказывает ряд весьма спорных суждений. «Практика мировой войны, — полагает, в частности, К. Б. Назаренко, — показала, что для обороны входа в Финский залив достаточно минных заграждений, береговой артиллерии, подводных лодок и легких сил флота. Четыре линейных корабля… для обороны были излишни…»[8]. Нам представляется очевидным, что бригада линкоров-дредноутов типа «Севастополь» не использовалась «для обороны входа в Финский залив» единственно потому, что неприятель ни разу не рискнул проверить на прочность центральную минно-артиллерийскую позицию, устойчивость которой обеспечивали главные силы Балтийского флота и, в первую очередь, упомянутое корабельное соединение. Кстати, в критике процитированного тезиса с нами вполне солидарен О. Р. Айрапетов, опубликовавший весьма обстоятельную и имеющую, на наш взгляд, самостоятельное научное значение рецензию на монографию К. Б. Назаренко[9].

В новейшей работе этого автора приводятся ценные сведения о развитии центральных органов управления морведа в последние месяцы мировой войны[10]. Этому же чрезвычайно насыщенному и динамичному периоду развития управленческого аппарата военно-морского флота посвящена статья В. Г. Кикнадзе и С. С. Войтикова[11]. Работа Военно-морского управления (Морского штаба) при верховном главнокомандующем через призму деятельности контр-адмирала (1917 г.) А. Д. Бубнова рассмотрена в одной из глав биографического очерка, принадлежащего перу И. В. Козыря[12].