Во главе двух академий

В Англии М. Уильмот пытается выполнить волю своей «русской матери» – напечатать после ее смерти «Записки». Препятствует С.Р. Воронцов, брат Дашковой, бывший русский посол в Англии, продолжавший жить в Лондоне и после своей отставки (1806 г.).

Знакомясь с письмами М. Брадфорд к С.Р. Воронцову, можно увидеть, как за пять лет, с 1808 по 1813 г., меняется их тон и все более отчетливо начинает звучать голос оскорбленного достоинства. Вероятно, пытаясь не допустить нежелательного для него появления «Записок» сестры с их закулисными подробностями переворота 1762 г., обсуждением проблем крепостничества и других вопросов, не утративших своей остроты в годы правления Александра I, Воронцов прибегал к любым аргументам, в том числе выражал недоверие к желанию Дашковой опубликовать мемуары.

«О воле княгини известно многим, – пишет в ответ М. Брадфорд, – в том числе правительству России: ведь это именно для того, чтобы отнять у меня рукопись, меня держали пять суток под арестом, когда я покидала Кронштадт»19.

Должно быть, Семен Романович брал под сомнение и подлинность «Записок», на что не имел других оснований, кроме одного, впрочем немаловажного, – отсутствия Оригинала.

Перед нами возмущенное письмо Мэри: «Я никогда не говорила, что рукопись, которой я владею, «написана по памяти, после того как был сожжен оригинал». Это был бы обман, ведь еще за два года до моего возвращения в Англию туда уже была привезена копия «Записок», снятая под наблюдением самой княгини, где есть отдельные строчки и целые страницы, в том числе посвящение, написанные ее собственной рукой, эту копию читали друзья княгини, бывшие с ней в переписке. Эта-то копия и находится у меня...»20.

Каким образом Воронцову удалось все же задержать публикацию воспоминаний сестры, неизвестно.

Первое издание мемуаров Дашковой появилось только через 30 лет после ее кончины, в 1840 г., на английском языке. С этим (неполным) изданием «Записок» познакомился А.И. Герцен и очень ими заинтересовался.

А.И. Герцен стал крестным отцом русского перевода. «Записки княгини Дашковой, писанные ею самой, перевод с английского» Герцен опубликовал в Лондоне со своим предисловием в 1859 г. (Оно было напечатано и в немецком издании, вышедшем в Гамбурге двумя годами раньше; перевела «Записки» с английского на немецкий М. Мейзенбуг, друг семьи Герцена.)

Но предисловие к «Запискам» – только часть большой работы А.И. Герцена о Дашковой, опубликованной полностью в «Полярной звезде» (1857 г., кн. III).

Мы много раз ссылались на эту статью, блестящий образец герценовской публицистики; в ней звучит восхищение Дашковой, в которой Герцен усматривал явление принципиально новое для своего времени: «Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляет свою способность и требует участия в деде государственном, в науке, в преобразовании России и смело становится рядом с Екатериной. В Дашковой чувствуется та самая сила, не совсем устроенная, которая рвалась к просторной жизни из-под плесени московского застоя, что-то сильное, многостороннее, деятельное, петровское, ломоносовское, но смягченное аристократическим воспитанием и женственностью», Существует мнение, что Герцен идеализирует Дашкову, так как не сомневается в достоверности «Записок» и той роли в исторических событиях, которую их автор себе приписывает; тот факт, что роль эта была менее значительной, доказали более поздние изыскания, основанные на данных, которых Герцен, естественно, знать еще не мог. А если бы знал? Были бы вычеркнуты заключительные строки статьи, в которых так отчетливо звучит восхищение автора своей «фавориткой», как называл Герцен Дашкову: «Какая женщина! Какое сильное и богатое существование!»?21. Изменилась бы кардинально герценовская «концепция Дашковой»?

Чтобы приблизиться к ответу на эти вопросы, надо вспомнить, что Герцен и открыл, и не открыл читателям Дашкову и ее «Записки». Какая-то часть русского образованного общества, вероятно, эти «Записки» знала. М. Брадфорд упоминает о том, что копию, увезенную ее сестрой в Англию, читали раньше друзья Екатерины Романовны. Имелись, очевидно, другие рукописи, остававшиеся в России.

Историю одной из них рассказал М.И. Гиллельсон. Копию «Записок» нашел в бумагах покойной княгини ее родственник и душеприказчик Ю.А. Нелединский-Мелецкий и по просьбе своего молодого друга П.А. Вяземского дал переписчику. Эту принадлежавшую Вяземскому рукопись – копию с копии – читал Пушкин. И, должно быть, не только он один... Можно предположить, что у кого-то имелись, кем-то читались, обсуждались и другие рукописные экземпляры «Записок»...