Во имя Абартона

Мэб взяла чашку, избегая соприкасаться с Эншо пальцами, вернулась на кушетку и поерзала, морщась от противного, напоминающего о минутах позора скрипа. Реджинальд словно и не замечал ничего, удобно устроился в кресле — Мэб впервые обратила внимание, насколько же оно комфортное, несмотря на свой непрезентабельный вид — закинул ногу на ногу и перевел взгляд на волшебный огонь в камине. Ложечка размешивала кофе сама, и это тоже не одобрялось светским обществом. Наконец Эншо очнулся, перехватил ложечку и улыбнулся мимолетно.

— Извините, привык.

Мэб закатила глаза. Потом она сделала глоток кофе, осторожный — никогда не была любительницей этого колониального напитка — и ощутила на языке горечь, и сладость меда, и легкую пряность. Совсем как нынешняя ее жизнь: вкусно, но в целом не по нраву. Мэб сделала еще один глоток, скрестила щиколотки и посмотрела на свои босые ступни.

— Я разговорила Лили Шоу. Это что угодно, но только не романтическое приключение. Человек, который соблазнил — если не изнасиловал — ее угрожает проклятьем. А еще, у него есть фотоснимки.

— Проклятье? — с тревогой переспросил Эншо.

— Я ничего не почувствовала, — пожала плечами Мэб. — Но я в этом не сильна. Лили также ничего не чувствует, не знает наверняка, но верит.

— Этого уже достаточно, — согласился Эншо. Ложечка вновь принялась сама по себе размешивать кофе. Он только рассеяно щелкал пальцами.

— Я думаю, это кто-то из Королевского колледжа, — неохотно добавила Мэб. На секунду показалось — вот глупость — она предает свой класс. Потом пришло осознание, что это мамины слова. Сама Мэб никогда в жизни не ощущала себя представительницей не то, что класса — собственной семьи.

— Я тоже так думаю, — кивнул Эншо. — Подруга Лили видела парня, его значок, но не лицо. Это может быть кто угодно.

— Я бы поставила на Миро с дружками. У него есть фотокамера. А Барнли изучает магию.

— Да, — рассеяно кивнул Эншо. — Он учится у Дженезе, во всяком случае — формально. Боюсь, он столь же ленив, как и все прочие.

Мэб неприятно царапнуло при звуках имени Дженезе Оуэн. Наколдованная ревность оказалась еще противнее наколдованной страсти.

— Если все это станет известно, вспыхнет скандал, — Эншо поморщился. — С одной стороны министр Миро, с другой — ее величество. Пресса ухватится за такие новости, юного Миро в конце концов найдут чем оправдать, а Лили Шоу навсегда ославят шлюхой.

— У вас пессимистичный взгляд на мир, — заметила Мэб. Она и сама не сомневалась, что студенты Королевского колледжа выйдут сухими из воды, просто хотелось сказать и сделать что-то в пику Реджинальду.

— Реалистичный, леди Дерован, — покачал головой Эншо. — Вы ведь не знаете, кто были родители Лили? Отец — какой-то моряк, которого занесло в Танталлон, а мать — проститутка, скончавшаяся от болезней в благотворительном госпитале. Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде, чем на девушку навесят ярлыки?

Мэб передернуло: от тона Эншо, от сквозящего в нем превосходства и брезгливости, от слов о семье Лили Шоу, да и от себя самой тоже. «Это не мое дело», — твердил внутренний голос, и слушать его было противно.

— И что вы предлагаете делать?

Эншо отставил недопитую чашку и потер переносицу.

— Понятия не имею. У нас и без Лили хватает проблем, но… Я не могу бросить девочку, леди Дерован.

— Ясно, — кивнула Мэб. — У вас профессиональная деформация. Или комплекс рыцаря? Не забудьте про ваше обещание составить антидот.

— О, — саркастически откликнулся Эншо, — леди Мэб, не переживайте. Мне эта связь нужна не больше вашего. Поверьте, я от нее не получаю, как и вы, ни малейшего удовольствия.

Это было, честное слово, не совсем верно. При одном напоминании о сексе с этим мужчиной кровь приливала к щекам. Наколдованное оно, или нет, удовольствие всегда остается удовольствием. Просто это оставляет после себя дурной привкус. Чтобы избавиться от него, Мэб сделала еще один глоток кофе, и он начал ей нравиться. Сочетание горечи, сладости и пряности делало привычный кофе, который мама подавала в огромном серебряном кофейнике, потому что колониальное — это модно, чем-то иным.

Минут пятнадцать они пили свой кофе молча, в тишине. Слышно было как тикают часы в маленькой прихожей, как потрескивает магический огонь, и как приближается к коттеджу дождь. Вот он нахлынул, сперва истрепал кустарники за оградой, затем розы, а потом ударил тысячей капель по крыше, по старинной черепице, очень музыкальной. По полу пробежал сквозняк, заставляя сожалеть о том, что ноги босы и просто неприлично подбирать их, скрещивать вульгарно под полами халата. Впрочем, кого тут стесняться? Хочет Мэб того, или нет — они с Эншо любовники.

Мэб забралась с ногами на кушетку, отложила блюдце и вцепилась в чашку обеими руками, слегка подогревая ее магией.