Во имя Чести

Переглянувшись, мы с Ингом ушли к себе в каюту. Во-первых, нам же прямо сказали, что не желают нас видеть. А, во-вторых, кто-то обещал меня утешать. Может, конечно, он имел в виду что-то другое, но я поняла всё именно так…

За несколько часов, прошедших с окончания нашего краткого и очень приятного затворничества до прибытия исследовательской группы, я сделала два важных открытия личного характера.

Первое заключалось в том, что я пока не готова к появлению в моей жизни детей. От слова «совсем». Нет, Аманда была замечательной девочкой, — не капризной, воспитанной, очень разумной для своих лет. Но я под конец начала от неё прятаться. Ко мне особо нежных чувств она не питала, зато хвостом ходила за Ингом, так что в итоге мне пришлось самоустраниться из его поля зрения.

А Инг, к слову, был вторым открытием. Проще говоря, наблюдая за его общением с ребёнком, я поняла: если я когда-нибудь всё-таки возжелаю завести детей, лучшего кандидата на роль их отца найти будет сложно. Нежного, заботливого, где надо — строгого, безумно терпеливого… В общем, средоточия всего того, чего очень не хватало во мне. Под конец я уже начала опасаться, что дориец решит этого ребёнка удочерить. Надежда была только одна, на десятилетний контракт, который ему такого просто не позволит.

Прилетевшие исследователи навели шороху. Они первым делом отобрали у нас пассажиров — и пока не пришедшего в сознание Джима Эддингтона, и Аманду. За последнее я была весьма благодарна, мне наконец-то вернули Инга.

О чём я, кстати, узнала последней. Поскольку прятаться на крошечной «Чёрной кошке» было просто негде, я воспользовалась верным средством: тренировкой с зубодробительными навигаторскими задачками. И упрямо блуждала среди математических функций до тех пор, пока меня с ними грубейшим образом не разлучили, выдернув из объятий ставшего родным кресла.

— А где это маленькое чудовище? — мрачно поинтересовалась я, когда Инг прервал поцелуй.

— Ну, не такое уж чудовище, — рассмеялся мужчина, усаживаясь на моё место и устраивая меня на коленях. — Она милая девочка. А ты, оказывается, ужасная собственница и страшная ревнивица, — весело заключил он.

— Пф! Больно надо, — тут же вспыхнула раздражением я и принялась выдираться из его рук. — Проваливай куда хочешь и с кем хочешь, нашёлся, тоже мне… Незаменимых не бывает!

— Не сердись, арая, — мягко коснувшись губами моих губ (предварительно он меня, правда, сжал покрепче, предусмотрительно зафиксировав руки), мурлычущим тоном попросил дориец. — И не паникуй так откровенно; если я проявил к кому-то участие и позаботился о ребёнке, это ещё не значит, что я планирую этого самого ребёнка воспитывать на постоянной основе, — с насмешливой улыбкой сообщил он. — И вообще, воспитывать я всё-таки предпочту своих детей, которых родишь мне ты, — резюмировал он с таким видом… В общем, и этот человек ещё сомневался, что он похож на моего отца?! Да одно лицо! Я эту ехидную ухмылку из миллиона узнаю!

— Долго ждать придётся, — проворчала я. Но выдираться, однако, перестала.

— А я не спешу, — рассмеялся он.

Я честно пыталась сдержаться, но всё равно расплылась в ответной улыбке. Не знаю уж, кто там по мнению Дарлы меня к этому человеку приворожил и когда, но стоит сказать ему спасибо. С того момента, как в Инге нашлось чувство юмора, он превратился в по-настоящему идеального мужчину. Даже страшновато немного; я думала, отец один такой во всей галактике, а вот поди ты, ещё один нашёлся.

Долго наслаждаться обществом друг друга нам, правда, не дали.

— Вот вы где, — недовольным тоном сообщил с порога рубки Этьен. — Нашли время! Да и я тоже хорош, нашёл, кого за кем посылать. Ну-ка, разлепляйтесь, да бегом марш на корабль исследователей. Они жаждут ставить опыты надо всей популяцией, а не над отдельными экземплярами.

Дальнейшие несколько суток мне хотелось бы навсегда вычеркнуть из своей памяти. Нет, господа учёные были милы и довольно корректны, говорили «пожалуйста» и «спасибо», но… как же они задолбали, не сказать грубее! Честно, я поняла, что чувствуют Валеркины вирусы и очень, очень, очень им сочувствовала.

Эти мирные и безобидные в обычной жизни люди, воочию узрев «темпоральную гниль», превратились в комплект действующих образцов вечного двигателя. Я вообще не понимала, когда они спят, а когда — питаются, если вообще это делают. Нас гоняли через какие-то тесты, испытывали на каком-то жуткого вида оборудовании, литрами выкачивали кровь. Создавалось впечатление, что они ею питаются, и именно потому такие бодрые.

С одной стороны, конечно, бред, но другого объяснения их гиперактивности я не видела. Мы проводили в лаборатории по шестнадцать-восемнадцать часов, уползая оттуда чуть живыми, и, возвращаясь, находили тех же людей, пышущих той же неукротимой энергией. Может, эти ребята знали какой-то важный секрет пространственно-временного континуума, и у них в стандартных сутках было существенно больше двадцати четырёх часов?