Во имя Ишмаэля

Информация оказалась обстоятельной. Точной. Замысел был сложным. Но какой-то момент ускользал. Все время ускользал. Это было нечто совершенно новое. Над этим следовало поработать. Как американским спецслужбам удалось восстановить происходившее почти во всей полноте? Они разговаривали час, Лопес и Сантовито проговорили целый час, упершись локтями в широкий испачканный стол из искусственного красного дерева. Лопес зевал от голода. Сантовито говорил, говорил, комкая слоги, с покрасневшими от смол и никотина глазами. Через час в пепельнице образовалась горка дымящегося, не погасшего пепла. Воздух перестал быть воздухом. А они все говорили. Высказывали скоропалительные догадки. Догадки на пустом месте. Они отталкивались от слов американского доклада, который Сантовито вручил и пересказал Лопесу. Тот должен был его внимательно изучить.

Он взял доклад, вышел из кабинета, оставив позади серый, стеклянный голос Сантовито, говорившего по телефону.

Ему показалось, что не мешает пойти, свернуть себе папироску в туалете.

Сидя в кабинке, при неверном свете, на унитазе, слишком хлипком, чтобы долго выдерживать его вес, он смешал травку с табаком на картонной папке с докладом. Закурил свою самокрутку. Воспринял как благую весть первое дерущее ощущение в горле — новый, тихий, хорошо знакомый голос открылся в нем изнутри, потек по таинственным каналам, которые воспламеняют голову и выводят отравленный воздух между лбом и ноздрями, а за этим выведением следует общее расслабление.

Открыл доклад, с трудом разобрался, в каком порядке следуют страницы и документы. Самокрутка кончилась, на бумаге, на волокнах табака остались масляные пятна. Он сидел еще несколько минут в этом тусклом, плохо освещенном пространстве.

Когда он вышел, общий рисунок был воссоздан.

Он погружался в Опасность.

Маура Монторси МИЛАН 27 ОКТЯБРЯ 1962 ГОДА 11:20

…На меня, подруги, и без вас

Нежданное обрушилось несчастье.
Раздавлена я им и умереть
Хотела бы — дыханье только мука…

Еврипид. «Медея»

Перемена. Она вела урок, не думая о ребятах. Позвонила Давиду. Возмутилась его вечным нежеланием говорить о делах, которыми он занимается. Она устала от Давида. Устала от ребенка. Сказала ему неправду: будто днем идет к гинекологу. Осмотр был назначен на следующую неделю, Давид об этом не вспомнил. День она проведет с Лукой.

Она почувствовала в легких воздух. Мысль о Луке помогала ей дышать.

Давид — это усталость и бешенство. Сострадание к нему перерастало в бешенство. В бешенство и усталость.

Лука — это удовольствие и желание. Стоило только подумать о нем — и она забывала о самой себе. Забывала о Давиде. Забывала о ребенке.

Она вела урок, а сама разрывалась надвое. С одной стороны — ребенок. Посторонний предмет. Она не знала, на что решиться. Поговорить об этом с гинекологом? Ребенок — как комок в горле, как кулак беспокойства в животе. В другой половине головы — Лука. Без ребенка было бы проще. Плоть говорила, отнимала ее у себя самой — ее как магнитом тянуло к этому мужчине. Какое-то наваждение. Счастья и забвения — это все, о чем она просила. Все, о чем она, как выяснилось, просила.

Мысль о том, что придется возвращаться домой, дожидаться Давида, почувствовать его рядом с собой в постели, леденила ее. Она хотела дышать. Дышать и только.

Не сумела побороть искушение. Вышла из учительской. Ребятишки толпились в коридоре, Маура шла сквозь переплетения голосов, сквозь дурацкий смех, сквозь неравные кучки детей. Телефон, работающий от жетонов, в вестибюле. Номер Луки. Когда Лука ответил, она растаяла.

Все отлично. Она пообедает с Давидом. Ей не хотелось этого. Потом сразу к Луке. Лука часто работал дома. Финансы. Банковские операции сложного уровня — Маура довольно мало в этом понимала. Вернулась в учительскую, села, закинув ногу на ногу. Она предвкушала удовольствие. Коллеги проверяли домашние работы, вполголоса переговариваясь между собой. Вошла Фабри Комолли, ее сослуживица. Подруга, познакомившая ее с Лукой. Она улыбалась. Она прошла через комнату и направилась прямо к Мауре.

— Как дела?

— Хорошо, Фабри. А у тебя?

— Так себе. Дети меня утомляют. — Обе улыбнулись. — Слушай, я хотела спросить у тебя насчет сегодня. Мы устраиваем вечеринку после ужина, у меня. Соберется небольшая компания. Вы с Давидом будете?

Небольшая компания. Лука тоже?

— Кто там будет?

— Пара друзей. Кое-кто из сотрудников. Послушаем музыку, посидим вместе. Ничего особенного. Идет?

Может, Луки и не будет.

— Я должна спросить у Давида. Ты же знаешь, какой он. Никогда ничего не знаешь, до последнего.

— Ну и без Давида приходи…

Маура улыбнулась. Представила, как возвращается домой, как ждет мужа. Ее затрясло, как во время припадка. Он неминуем, она чувствовала. Побыть в гостях, вместе с другими людьми, ей бы было полезно.

— Да, ты права. Какое нам дело до Давида?

Обе засмеялись и тут же договорились.