Во имя Ишмаэля

Он написал отчет — быстро, почти лихорадочно. Докладную о краже заключения о вскрытии. Отпечатал. Бросился к Сантовито. Тот должен подписать. Это было серьезное происшествие. Оно могло бы вывести его на нехоженую тропу, ктому, что его интересует. К черту Киссинджера. К черту Ишмаэля.

Зашел без стука к Сантовито. Люди в черном, американцы, плотно сгрудившиеся вокруг стола шефа, обернулись к Лопесу. Сантовито был бледен, курил.

— Я как раз говорил о тебе, — сказал он.

— Ты должен съездить в Париж, — сказал он.

— Они оказались правы, эти американцы, — сказал он.

— Ишмаэль нанес удар, — сказал он.

— В Париже совершено покушение на Киссинджера. Они промахнулись, — сказал он.

Маура Монторси МИЛАН 27 ОКТЯБРЯ 1962 13:20

Богиня — женщина стройная и очаровательная, лицо у нее — мертвенно-бледное, глаза — необыкновенно голубые, волосы — белокурые. Это Белая Богиня. Можно сказать, что истинность видения поэта измеряется точностью, с какой он пишет портрет Белой Богини, Музы, древней силы страха и похоти. Кошмар — один из наиболее жестоких ликов Белой Богини. Пророк Иов сказал о ней: «Она живет и пребывает в скалах. И даже дети ее сосут кровь».

Роберт Грейвс. «Белая Богиня»

Уроки кончились. Маура сложила учебники в сумку, взглянула на часы. У нее была назначена встреча с Давидом возле кафе «Джамайка».

«Джамайка» ей нравилась. Туда ходили писатели, музыканты, люди театра. Они сидели там, разговаривали между собой, смеялись, кричали, вовлекали в споры соседей. В любой час. Ей хотелось сходить туда с Лукой. Мысль о том, что придется обедать с Давидом, наполняла ее смутным ощущением физического недомогания. Она снова заметила, что ее знобит.

Прочь из школы. Ребята собирались в маленький шумные группы и домой не шли. Солнечный свет стал блекнуть, небо снова начало затягиваться. Посреди дороги сигналила легковушка, поперек проезжей части стоял маленький грузовик, оттуда выгружали ящики. Рядом со школой находилась фирма, торгующая пишущими машинками. Возможно, они выгружали пишущие машинки. Клаксон легковушки — тусклый, нечленораздельный звук. Серый откинутый борт грузовика. Его переставили на тротуар, легковушка прошла, яростно газуя.

Ребенок. Она поговорит с гинекологом. Объяснит ему все, не рассказывая о Луке. Она была знакома с ним много лет, он постоянно наблюдал ее. Он был друг, их своеобразная дружба стала глубже с годами. Он жил один, с ним нельзя было говорить о женщинах. Маура улыбнулась. Гинеколог посоветует ей врача, который поможет. Даже второй месяц еще не истек. Как раз вовремя. Давид ничего не узнает. Трезво прикинула: гинекологические осложнения, выкидыш.

Луке она ничего не скажет.

«Джамайка». Солнце еще сопротивлялось, несмотря на скопление черноватых туч, заволакивавших небо над Миланом. Перед кафе — занятые столики, веселые, пронзительные голоса. Какой-то тип в берете сидел один за столиком, потягивал пиво и смотрел на нее. Маура сделала вид, что ничего не замечает.

Подождала несколько минут.

Потом увидела, как со стороны Бреры возникла огромная фигура Давида.

Потрясающе — она никогда не видела его таким бледным. Маура снова ощутила озноб.

Американец МИЛАН 23 МАРТА 2001 13:30

Эти долбаные пистолеты всегда производят больше шума, чем от них ждешь.

Скотт Тероу. «Закон отцов»

В переполненном баре на площади Диас Американец съел жесткий черствый бутерброд. Он различал очертания собора, очень белого, похожего на останки монумента славы, на неприкосновенную реликвию, которую почитают, к подножию которой слагают приношения и дары. Итальянцы…

Он был в ярости от того, что потерял Старика. Он сразу понял, что имеет дело с мастером, с профессионалом. Но он и не предполагал, что тот настолько профессионал. Мысленно перебрал все этапы преследования. Но не смог вычленить именно тот момент, когда Старик заметил, что за ним следят. Всегда есть именно такой момент. Он намеревался прикончить его в метро — идеальное место. Ему удалось обыграть Старика на трюке с двойником. Старик обыграл его, ускользнув от слежки. Еще одно препятствие на славном, блистательном пути Ишмаэля. Жуя бутерброд, он прикусил губу. В следующий раз — если только будет этот следующий раз — он его сразу прикончит.

Он вышел на улицу, в легкую дымку. Очертания собора расплывались в жидком тумане. Пар от нагретого асфальта поднимался к небу. Он снова отправился к университету. Он шел уже не менее сорока часов без перерыва.