Во имя Ишмаэля

Было тепло, все выглядело чистым и современным, однако в морге пахло эфиром и формачином. Существует обонятельная формула, которая говорит о смерти, а вовсе не сладковатая вонь трупов, эфира и формалина. Лопес качал головой, со сложенными за спиной руками следуя за Серо; тот шел за агентами, которые, в свою очередь, двигались позади лысого, но молодого врача, проворного, нервного. Открывалось множество металлических дверей из легкого блестящего алюминия.

Лопес сказал Серо:

— А у вас есть дизайнер — для моргов. — Но тот не понял и досадливо отвернулся. Они сели в медленный и пыльный грузовой лифт. Вышли на темном этаже. Повернули по направлению к коридору, освещенному странно холодным неоном. Потом поднялись по лестнице на антресольный этаж и попали в зал для вскрытий — просторный, освещенный лампой, висящей посередине, над металлическим столом, лучи ее слепо били в очень белый труп Жоржа Клемансо. Несколько хирургов, занимающихся вскрытием, негромко переговаривались. Отверстия от пуль были синеватыми — целая россыпь: шестнадцать, все вошли в грудь вдоль правого бока. Свернувшуюся кровь смыли. Однако слишком поспешно: вокруг синюшных ямок оставались следы корки. Рот плотно закрыт, швы — грубые. Серо и Лопес — теперь уже оба со сложенными за спиной руками — медленно ходили вокруг металлического стола. Лопес разглядел два синяка возле больших пальцев ноги, увидел четкие грубые царапины на подошвах.

Увидев левый бок Клемансо, он застыл. Поискал взглядом Серо.

Это были те же синяки, что и у трупа с улицы Падуи. У Лопеса сжались челюсти, зрачки сузились. Эти синяки были нанесены не хлыстом — возможно, дубинкой, — в общем, каким-то продолговатым предметом, направленным концом в тело. Синяки, подобные пятнам на шкуре леопарда. Идентичные. Те же самые синяки, идентичные синякам незнакомца с улицы Падуи.

На мгновение пол задрожал.

Он посмотрел на врачей. Задал им вопрос по-итальянски — никто из них не понял, о чем спрашивает Лопес. Серо перевел. Лопес хотел знать, исследовали ли они анальное отверстие. Патологоанатомы в ужасе переглянулись. Нет, не было причины, его не исследовали. Они отвечали с озадаченным, вопросительным видом.

Лопес попросил, чтобы они это сделали. Прошло несколько ужасных минут.

Тело перевернули. Для удобства им пришлось посадить его, поддерживая под мышками: широко раскинутые окоченелые руки, уже синюшные в области предплечий, раздутые, как овощи, ближе к запястьям, куда стекло много свернувшейся крови. Вся спина и икры были целиком синюшные. На металлическом столе он потерял большое количество жидкости. Волосы загнулись на затылок. Пальцы были синими. Зачем он носил с собой документы? Врачи раздвинули ягодицы, подключили световой зонд, смазали его прозрачной маслянистой мазью. Послышался влажный, щелкающий шорох. Зонд ввели в анальное отверстие. Зонд был подключен к монитору, на который смотрел врач. Серо отвернулся к глухой стене напротив двери, через которую они пришли. Зонд входил с трудом. Кажется, его рывками вытаскивали, потом вдруг нажимали, пытаясь побороть сопротивление. Кишки были промыты, гладкая мускулатура не держала, анальный канал сужен из-за раздутых мышц, из-за разбухших внутренностей. Лопес не понимал, о чем там бормочут врачи между собой. Вдруг они вынули зонд с остатками мази и дерьма.

Тот врач, что сидел перед монитором, подошел к Серо, переговорил с ним. Серо кивал, водя тыльной стороной ладони по подбородку. Он сделал знак Лопесу. Тот подошел.

У Жоржа Клемансо в анальном отверстии были обнаружены следы многократного насильственного проникновения. Застарелые кровоизлияния, царапины, нанесенные за несколько дней до его кончины. Лопес что-нибудь понимает?

Да. Человек с улицы Падуи был одним из «Детей Ишмаэля». Ишмаэль готовился нанести удар — в Милане или в Черноббио.