Во имя любви

– Особенно в тех случаях, когда не можешь позволить себе покупку свечей, – явно помрачнев, ответил молодой человек. – Ты, должно быть, слышал о том, что Ричард Хармзуорт и Седжмур изобличили как вора Невила Фэрбродера, дядюшку маркиза Лита? Фэрбродер застрелился, прежде чем ему назначили наказание, однако подробности расследования наводнили газеты. Джозеф Меррик собрал неопровержимые доказательства, что неудивительно с его-то связями. Клянусь, этому человеку известно, где мышь прогрызет дыру еще до того, как это случится.

Гарри чувствовал себя так, словно действительно лишь недавно вылез из пещеры на белый свет.

– Махинации дяди отразились на всей семье?

– Большей частью. Поговаривают, будто бы Лит надеется с помощью этого показательного брака вернуть семье доброе имя.

– Стало быть, эта девушка – жертвенный агнец? – Тут танец закончился, и Гарри проследил, как Лит присоединился к компании сильных мира сего – включая и Десборо.

– Вернее – жертвенная девственница. – Бесуик понизил голос. – Десборо чертовски повезло. Деньги редко бывают упакованы в столь соблазнительную обертку.

– Прикуси-ка язык, Бесуик, – пробурчал Гарри. Даже не глядя на приятеля, он знал, что тот сейчас смотрел на него словно на умалишенного. «Что ж, возможно, я и впрямь рехнулся», – со вздохом подумал Гарри.

– Успокойся приятель, эта красавица нам не по зубам, – с усмешкой сказал Бесуик. – К тому же ты не впервые восхищаешься красавицей, разве не так?

Что верно, то верно… Гарри, как и все Торны, был склонен к порывам внезапной, но довольно продолжительной страсти, и Софи Фэрбродер даже не подозревала, какой костер разожгла сегодня в саду. Словно прочитав мысли молодого человека, красавица порывисто вскинула голову и тут же нашла его в толпе гостей. Даже с почтительного расстояния Гарри заметил вспыхнувший на ее алебастровых щеках лихорадочный румянец. Святые небеса, до чего же она была прекрасна!

Гарри твердо решил, что сделает эту девушку своей – и пусть весь мир отправляется в преисподнюю.

Глава 5

Валле д’Аоста, февраль 1828 года

Пен осторожно приоткрыла дверь своей комнаты на втором этаже. Она ужасно устала, однако сумятица в душе напрочь лишила ее сна. Пенелопа горевала из-за смерти Питера и одновременно злилась на него из-за того, что он не рассказал о своей болезни. Кроме того, ее возмущала самоуверенность Кэмдена. И еще она злилась на себя из-за того, что до сих пор считала его все таким же привлекательным, хотя временами ей очень хотелось ударить его по голове чем-нибудь тяжелым.

Увы, неожиданное появление Кэма лишь подтвердило разрывавшую душу правду. Пенелопе ужасно не хотелось признать, что она до сих пор оставалась все тем же жалким существом, все той же страдавшей от безнадежной любви женщиной, тоскующей по мужчине, который никогда не ответит ей взаимностью.

Отклонив предложение Кэмдена Ротермера, Пен приложила немало усилий, чтобы забыть его. Ее тетя вела весьма активную и интересную жизнь, общаясь с людьми, считавшими принятые в английском высшем обществе манеры слишком чопорными и ограничивающими свободу. За последние десять лет Пенелопа познакомилась со многими поэтами и композиторами, а также со странствующими аристократами, антикварами и учеными. В результате она узнала, что ее необычный характер, не получивший одобрения дома, был весьма по нраву тем, кто ценил в людях ум и силу духа. Ее разбитое сердце отчасти излечилось восхищением мужчин, наделенных недюжинным умом и изысканными манерами. Кэм ее не хотел, – но это вовсе не означало, что она нежеланна.

Иногда Пенелопа задумывалась: а мог ли место Кэмдена в ее сердце занять кто-то другой? Но, увы, она оказалась истинной представительницей семьи Торн. Все они по-настоящему любили только раз… и очень сильно.

А это означало, что она попросту не вынесет нескольких недель пребывания рядом с Кэмом. Накануне вечером она велела Джузеппе и Марии ждать ее в пять утра – какой бы ни была погода. К счастью, ночью пурга утихла и, выглянув в узкое оконце своей спальни, Пенелопа увидела, что ведущая из деревни дорога выглядела вполне сносно. Но даже если бы дорогу замело, она отправилась бы по снегу пешком – лишь бы не терпеть присутствие Кэмдена до тех пор, пока они не вернутся в Англию.

Теперь, когда в Париже ее никто не ждал, она двинется на юг – как и предлагал Кэм, – а потом отправится в Лондон.

Коридор утопал в такой густой темноте, что напоминал преисподнюю. Покинув свою комнату, Пен осмотрелась. Теперь ей оставалось лишь спуститься вниз и пробраться в конюшню.

– Собралась куда-то? – послышался знакомый мужской голос.

Пенелопа вздрогнула от неожиданности и выронила саквояж. Заметив маячившую у двери тень, она с упреком пробормотала:

– Ох, ты меня напугал…

– Очевидно, недостаточно, – сухо ответил Кэм.

Пен предпочла оставить без внимания это его замечание.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– А что делаешь ты, одевшись для путешествия?

– Откуда тебе известно, что я оделась для путешествия?