Во имя любви

– Но какой в этом прок? – спросила она в отчаянии и попыталась отстраниться. – Ты ведь женишься на леди Марианне… – Взгляд Кэма сосредоточился на ее губах, и их закололо так, словно он уже запечатлел на них поцелуй.

– Когда-то я хотел жениться на тебе, Пен.

Сердце Пенелопы наполнилось горечью, и она со вздохом проговорила:

– Хотел, когда считал, что сможешь вылепить из меня все, что тебе угодно. Причем это было до того, как Питер, разорившись, окончательно запятнал и без того небезупречное имя нашей семьи, – разве не так?

Пенелопа затаила дыхание в ожидании ответа; ей ужасно хотелось, чтобы Кэм опроверг это ее утверждение. Однако он конечно же этого не сделал. Он ни за что не стал бы ей лгать, и она одновременно и уважала, и ненавидела его за это.

– Из леди Марианны получится безупречная герцогиня, – сказал он, немного помолчав.

Сердце Пенелопы болезненно сжалось при мысли о том, что Кэм никогда не смог бы сказать того же самого о ней – даже до того, как она начала вести богемный образ жизни.

– Ты ее любишь?

Кэм наконец-то выпустил руку Пенелопы и неодобрительно поджал губы – так случалось всегда, когда кто-то начинал рассуждать о любви.

– Пен, ты ошибаешься, считая любовь залогом счастливого брака.

– А ты ошибаешься, полагая, что это не так.

– Мои родители были влюблены друг в друга, но очень недолго.

– Твои родители навсегда остались детьми, – возразила Пенелопа.

Гневно посмотрев на нее, герцог тихо сказал:

– Ты заговорила на опасную тему…

– Почему же? – Пен пожала плечами. – Ты ведь говоришь со мной откровенно. – Немного помолчав, она продолжала: – Кэм, мне это знакомо… Влечение сулит неприятности, но в этом нет ничего удивительного. Мы с тобой – здоровые взрослые люди и находились бок о бок сутки напролет. Было бы странно, если бы мы не проявили друг к другу интереса.

Губы Кэмдена изогнулись в горькой улыбке.

– Какое простое объяснение…

На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Пенелопа вдруг поняла, что Кэм вспоминал, как она стояла перед ним совершенно нагая.

Но потом его лицо вновь стало непроницаемым, и Пенелопа почувствовала себя так, словно Кэм поманил ее к себе, – а затем захлопнул дверь прямо у нее перед носом. И все же она была благодарна ему за то, что он умерил свой пыл. Было бы сущим мучением слышать его признания в том, что он якобы безумно ее желал.

Словно сговорившись, они оба повернулись к морю, которое завтра станет их дорогой домой. Где-то там, внизу, стояла на якоре яхта Кэмдена. И если подует попутный ветер, то они причалят к берегам Англии уже через несколько недель.

Надолго воцарилось молчание. Сначала оно было тягостным и напряженным от едва сдерживаемой страсти, но потом превратилось в нечто более спокойное и милосердное. И таким же спокойным и милосердным стал голос Кэмдена, когда он снова заговорил:

– Пен, почему ты так стремишься отправиться в изгнание? От чего ты бежишь?

«От тебя», – ответила она мысленно. Да, все последние девять лет она пряталась от мужчины, которого любила. Пряталась от того, кто не мог ответить ей взаимностью. Так что следовало признать: несмотря на свою любовь к приключениям, несмотря на роль богемной интеллектуалки, которую ей приходилось играть, она, Пенелопа, ни к чему не стремилась. Такое вот горестное признание…

– Я вовсе не бегу, просто мне нравится такая жизнь, – заявила Пен, пожимая плечами.

Кэмден пристально взглянул на нее.

– Думаю, тебе понравится и в Лондоне.

– Ох, сомневаюсь… – Она покачала головой. – Люди там более консервативны, чем здесь. Английское общество вряд ли примет меня с распростертыми объятиями.

– Я приму.

Не удержавшись, Пенелопа рассмеялась. Только смех этот больше походил на рыдания. Но если она расплачется, то Кэмден сразу все поймет…

– Нет, Кэм, я не брошусь в твои объятия ни при каких обстоятельствах, – сказала она, изобразив улыбку.

Однако Кэм не улыбнулся. Напротив, он казался взволнованным и даже разгневанным. Атмосфера вновь стала тягостной и напряженной, и Пенелопа со вздохом подумала, что так во время их общения будет всегда.

– Пен, я изо всех сил пытаюсь не забывать о том, что я – человек чести, – заявил Кэмден.

Пенелопа молча пожала плечами. Ох, как же ей хотелось – пусть даже и ненадолго – заполучить этого мужчину. И конечно же она могла бы сейчас шагнуть к нему и прижаться губами к его губам. Если она знала мужчин – а в свои двадцать восемь лет она неплохо их изучила, – этот поцелуй сломил бы волю Кэмдена.

– Да, к сожалению, пытаешься не забывать, – прошептала Пенелопа, глядя прямо ему в глаза.

Воздух вокруг них сгустился до такой степени, что, казалось, наполнился гулом, заглушавшим все остальные звуки.

А потом Кэмден вдруг сделал шаг назад и, отвесив поклон, заговорил все с той же прохладной вежливостью, к которой Пенелопа уже успела привыкнуть за время их долгого путешествия.

– Пен, я не стану уподобляться грубиянам и также не стану делать глупости, ведь на кону – репутация моей семьи. Уложив тебя в постель, я докажу, что все мои попытки очистить семейное имя от грязи были напрасны.