Видеть ваши красивые лица —
Такое счастье для меня.
А завтра я еду в Мазар…
Он кружился, как неуклюжий медведь, подняв руки. Его поддержала толпа, и песни сопровождали нас до дома, в котором мы должны были заночевать. А там уже вся деревня пела под нашими окнами… Это было красиво, спонтанно — потрясающий момент тепла и приветливости. Для девочек это стало замечательным открытием. Существует жизнь и без ненависти.
Я не видела Шахзаду с того самого времени, как он сделал мне признание. Три недели пролетели как одно мгновение. Его лицо было рядом с моим, его глаза и голос — во мне, но мне его недоставало. Однажды утром я поняла, что не выдержу больше, и попросила Аскара повезти меня в Джелалабад. И неважно, что дорога была опасной, ведь она вела к нему.
Мой приезд никого не удивил: Комитет по делам племен был настоящим ульем, горцы приезжали сюда без предупреждения. Вокруг меня засуетились, я устроилась в кресле на веранде и послала интенданта предупредить Шахзаду о моем приезде. На месте ли он? Как он меня примет? Может, волшебство испарилось? Что теперь творится в его голове? Может, он стер меня из памяти? Я опустила глаза. Руки, лежавшие на коленях, дрожали. И тут я увидела его гибкий белый силуэт. Когда он подошел к ступенькам крыльца, то послал мне такой горящий взгляд, что все мои сомнения улетучились. Я не была лишней. Меня ждали.
После первых приветствий мы замолчали. Что сказать? На каком языке? Я огляделась вокруг. Никого. Здесь говорили только на пушту или урду. Он показал на свой дом и жестом пригласил меня последовать за ним через сад. Мы пересекли разделительную стену и вошли во двор, мое сердце сильно застучало. Дрожа, я шла по аллее из розовых кустов, высаженных с обеих сторон, как невеста, подходящая к алтарю. Дом кишел слугами, которые забегали, увидев Шахзаду. Порог, стеклянная дверь, и вот мы в большой гостиной. Я обвела взглядом стены изумрудного цвета, драпировки с помпонами над окнами и дверями, тяжелые обивочные ткани с цветастым орнаментом, пушистые ковры — все это утопало в свете неоновых ламп. Огромные диваны у стен. На них могли разместиться до двадцати человек. И хотя все было чрезвычайно загромождено, комната казалась уютной. Шахзада проводил здесь большую часть своего времени.
Сидя лицом к лицу на краешке дивана, мы смотрели друг на друга: пленники своих чувств, эмоций, неспособные говорить. Парень, подавший нам чай, выручил нас на какой-то момент. А теперь мы опять были одни. Он, не отрываясь, смотрел на меня. Я рассматривала его дружелюбное лицо. Если бы не его смятые письма, лежащие в моей сумке, я бы не сказала, что он влюблен, причем так сильно. Мы молчали. Он смотрел на стену, потом наши взгляды снова встречались, а потом опять стена или пролетающая муха… Как было глупо приехать без переводчика и словаря! И тем не менее, несмотря на наши смущенные взгляды, ощутимо чувствовалась эмоциональная связь, установившаяся между нами три недели назад.
Наступил вечер. Не было речи, чтобы я возвращалась в Кабул в сумерках. Он приказал приготовить для меня комнату его старшего сына — на верхнем этаже, там, где жили его дети и их двоюродные братья, во всяком случае те, кто достиг возраста, чтобы ходить в школу в Джелалабаде. Смущенные, они все это время не выходили из комнаты. Пару раз я замечала край туники или маленькую пятку в сандалии, которая с моим появлением тут же исчезала.
Слишком много вопросов вертелось в моей голове. Я оказалась в необычайном положении. Впервые в жизни я почувствовала, что теряю контроль над собой. Я была словно солдат, оторвавшийся от армии, который должен идти, не зная куда, доверившись судьбе, и выбраться из этой ситуации живым и здоровым. Была ли любовь Шахзады достаточно сильной, чтобы помочь мне противостоять трудностям, которые нас поджидали? Доверие было самым ценным подарком, который я могла бы ему преподнести. Мне нужна была эта уверенность.
Через несколько дней я снова вернулась в Джелалабад. В этот раз я предусмотрительно взяла с собой молодую афганку Силэй, которая бегло говорила на английском и пушту.
Меня сразу провели в дом. Шахзада нас тут же принял. Я попросила Силэй перевести: «Шахзада, мы лишь туда и обратно, мы скоро уезжаем».
Он выдержал паузу, погладил ручку кресла. «Ты поезжай, если хочешь, а Брижитт останется здесь», — сказал он тоном человека, который привык к беспрекословному подчинению. У меня было чувство, что я ему уже принадлежу. Мне это понравилось.
Я приехала, чтобы узнать некоторые вещи, очень личные. Мне придется потревожить его природную скромность — я ведь знала о сдержанности пуштунов. Но он должен был ответить, это он был мне должен.
— Почему ты хочешь взять вторую жену, Шахзада?