Во имя Мати, Дочи и Святой души

– Свами эта ваша ушлая, она тоже усекла сходу, какая жила открылась. Ты теперь можешь свои пункты продиктовать. Пусть она нам квартиру эту отдаст, которая из-под Федотика, если профессорская накрылась. Да из-под Федотика и лучше: евровей отделана. А то осчастливила – кабинками этими отдельными, слава Боже, что на соломе, как скоты, не валяемся! Я потому и остался сразу, потому что понял, что фирма перспективная. Многие «Альфы» и «Гефесты» с подвалов начинали, а потом дворцами пробрасывались. Поиграли в братство – и будет. В сестричество то-есть. Пора из барака этого отселяться. Специально для Свами вашей Божа эту халупу посреди нормального района сохранила. Кругом Питер, а она стоит, как будто в Малых Херовицах. Как только ее в блокаду на дрова не пустили? Ломали-то все тогда, что горит хоть немного. А барак этот посреди такой истории Божа для вас сберегла, не иначе.

Все-таки понял Витёк кое-что про жизнь самое главное: Госпожа Божа всё вперед видит и заранее рассчитывает. Корабль этот в старые времена строили какие-то люди, и не знали, что работают для того, чтобы Клава здесь Госпожу Божу узнала и полюбила со всей полной взаимностью. Всё свершается по Её-Их воле, так что напрасно люди пытаются. Не люди, а невры и неверки.

Клава лежа протянула руку, и пальцы ее попали точно на оставленный с вечера стакан нектара. Сестрам вода, а доброй Дэви теперь как и Свами нектар полагается. Из Индии – двойное манго. Тем более – рок-святой.

Пальцы попали точно не глядя, когда другая опрокинула бы впотьмах, потому что даже в каждом малейшем движении Госпожа Божа ведет Клаву с бережением, и всё у нее получается как надо.

– Чего-то у тебя? – сам себя перебил Витёк. – Дай глотка.

– Нектар с постелью, – поддразнила Клава.

– Ну!

Кто нукает – тот и запрягает.

Клава радовалась за Витька, но саму ее не проняло – как в прошлый раз, когда с постелью они пили кофе. Такого пронзения от пяток до ушей, какое наступило недавно на сцене, когда казалось, что ее желают все тысячи, спрятанные в слепящей тьме, и сама Госпожа Божа их к ней приподымает – такого пронзения не может произойти от одного Витька. Стольких тысяч ему одному не перестарать, бедненькому.

К утру она позаботилась и о себе. Уж раз Госпожа Божа подняла ее перед залом и залами, надо соответствовать – и нежной кожей, и волосами, которые вырастут длиннее чем у Соньки, только недостижимого для Соньки цвета солнечного света. Никакой краской не изобразить того, что Госпожа Божа дала своей излюбленной доченьке.

Клава приняла рекомендованное школьным мнением средство. Витёк выгибался и мурлыкал.

Как ласковый леопард. Даже тигр.

35

Что-то он сказал Свами, и она отпустила из днем-вдвоем в квартиру бывшего Федотика. Посмотреть и прибрать. По вчерашнему примеру Свами Клава оделась в штатское: там агитировать некого.

Подъехали на тачанке – на зависть теткам у подъезда.

Клава с полным хозяйским чувством прошлась там, где ее вертели, как хотели, Наташка с мерзкой Пупочкой.

Витёк покрутился и замаялся.

– Тут по делам проскочить надо. По корешам. Сиди и не скучай. Дверь никому не открывай. Как та коза в сказке наказывала. Ты еще маленькая, должна сказки помнить.

Маленькая – а больших погоняет.

Прибирать не пришлось: тогда ведь после всех разговоров сюда должны были сестры прийти за уснулой Наташкой. Они-то и прибрали – Наташку и посуду. Посуду в шкаф, а Наташку – куда? А вдруг отоспалась и явится? Если проснулась от последних приключений. Хотя просыпаться ей бы вовсе и не обязательно.

Только подумала – раздался звонок. Чего удивляться? Госпожа Божа всё соединяет, и мысли Клаве послала вперед, чтобы приготовилась.

Клава подкралась к двери, дотянулась до глазка.

В глазке маячила – не Наташка, а Пупочка!

– Кто там? – спросила Клава – не подумала.

– Деточка! Это ты?! Деточка! А я-то о тебе! Открой, это я.

Дурацкое рыло Пупочки в глазке искривилось еще дурачнее. Клава засмеялась. Открыть бы и плюнуть – в рожу!

Все равно открывать Пупочке было нельзя. Витёк сказал и вообще.

Открывать ни за что нельзя – Клава вдруг взяла и распахнула Пупочке.

– Деточка! Как я рада до невозможности! Ты же меня помнишь? А я уж спрашивала Наташеньку, она сказала, ты уехала. Других предлагала. Да разве сравнятся. Помнишь, как мы с тобой?! Приехала, значит? Я будто знала – принесла вот на всякий случай.

Пупочка достала какую-то жалкую коробку. А другой рукой уже поспешно доставала Клаву.

Клава молча отступала перед нею – с тем же чувством, какое подняло ее вчера на сцене: Госпожа Божа владела ею всей. И была на всё воля Её-Их.

Пупочка погрузилась задом в кровать и стала расстегивать лопающееся платье. Клава нетерпеливо ей помогала.

– Любишь, деточка, свою Пупочку? Какая у нас писенька сладенькая.

– А давай, Пупонька моя, я сверху. Попробуешь, какая сладенькая.

– Ах ты забавница.

И Пупочка покорно рухнула навзничь.

Клава уселась ей на грудь.

– Ах ты, ах ближе… – задыхалась Пупочка от тяжести и страсти.

Клава соскользнула вперед – и сдавила бедрами ей шею.

Как знала и умела.

Пупочка забилась будто бы огромная выловленная белуга.