Во имя Мати, Дочи и Святой души

– Правда.

– А если врешь?

– Ей-богу!

– Смотри. Если соврала, никакой мукой не отмолишь. Дай-ка проверю.

Клава уже привычно приняла проверяющий палец.

– Правда. Хорошо, девочка. Раз уж помолились, надо тебя постегать легонько, чтобы не обманывать Госпожу.

И Зоя ударила несколько раз плеткой несильно – понарошку почти. От такой доброй женщины Клава готова была терпеть и втрое.

– Хорошая девочка, и Госпожа Божа тебе помочь хочет. А ты хочешь, чтобы тебе сама Божа помогла?

– Хочу, – сказала Клава совсем искренне.

– И не испужаешься?

– Не.

– И терпеть будешь всё?

– Да.

– И слушать по слову?

– Да!

Вопросы нарастали – по голосу и скорости. И ответы звучали всё восторженнее.

– Слова против не скажешь?

– Не.

– Неверным не поддашься?!

– Не!

– Отца-мать забудешь?!

– Да!

– Кроме Госпожи Божи никого не полюбишь?!

– Не!

Зоя погладила по голой попке. И снова заговорила обыкновенно:

– Вот и хорошо. Оставлять тебя здесь нельзя. Будешь теперь с новой семьей жить. Одевайся пока.

Клава снова натянула всё свое. Белье с кружавчиками, правда, было чужое, но она его вдвое отработала. Ведь противная Пупочка подарки за нее Наташе оставила, а та и не показала.

– Уйдем тихо, поняла?

Клава уже любила новую свою хозяйку Зою и не жалела бросить Наташу.

Они вышли в коридор. Из кухни доносился телевизор, заглушая их шаги.

Выходная дверь облеплена была изнутри несколькими замками, но Зоя с легкостью сыграла на замках, как на струнах гитары.

Дверь со щелчком открылась и выпустила беглянок.

Клава немножко боялась погони, но Зоя держала ее за руку – и отвечала за всё.

На улице не ждала Зою классная машина. Жалко.

Но Зоя уверенно остановила такси.

7

Приехали они куда-то на окраину. Клава не понимала, куда. Городские многоэтажки стояли между деревьев – словно в разреженном лесу.

Но машина остановилась на пустыре у чужого в городе досчатого забора – выше самого высокого роста. Зоя отперла ключом калитку, приоткрыла слегка, и они вдвоем протиснулись внутрь. И калитка снова заперлась за спиной.

На участке виден был двухэтажный дом с темными окнами, а больше ничего не разглядеть.

– Пришла ты в корабль наш спасательный, – шепотом, но торжественно возгласила властная проводница.

Только подойдя вплотную, Клава разобрала, что дом весь деревянный, бревенчатый. Дверь тоже была заперта. Зоя отперла, впустила Клаву и заперла за спиной.

– Ступеньки тут, – шепнула Зоя попросту, не так, как про «корабль спасательный», но свет не включила.

Нащупывая ногой, Клава стала подниматься по крутым ступенькам.

Старый этот барак не обещал блеска и кафеля Наташиной квартиры, и Клава жалела уже, что убежала.

Ступеньки кончились, и Зоя повела ее в темноте по скрипучему полу.

Дверь вдруг открылась, и Зоина рука втолкнула Клаву в сияние – и удержала на пороге.

Комната или большая зала вся была увешана иконами, так что не видно стен. Перед каждой иконой горела лампада, огоньки лампад отражались в золоте и серебре красок, отчего казалось, что светится сам воздух внутри золотой залы. И даже потолок был расписан светло как небо, и тоже отражал свет. Или излучал.

Икон-то столько, что больше и невозможно, но показалось, что они какие-то не такие.

Приглядевшись, Клава уверилась, что точно – не такие.

Она бывала с мамусенькой в церкви много раз в соборе у Спаса Преображения, и все святые пугали и притягивали ее своей строгостью. Друг от друга она их не различала – все лики бородатые, со впалыми щеками, а нимбы золотые как соломенные шляпы. И только Богородица без бороды – но тоже темная и иссохшая.

А здешние лики на иконах – все безбородые! Пригляделась ближе – женские все! Богородиц, значит, столько?!

Но и сверху, откуда в соборе смотрит Спас – самый главный Бог, и самый бородатый тоже – сверху с расписного неба смотрел огромный женский лик.

А нимбы у святых женщин были радужные – переливались синие, зеленые, розовые краски – и только по краю переходили в желтое и золотое.

Пол был устлан ковриками или одеялами, как чтобы сидеть или лежать – чего в соборе никак невозможно делать.

– Вот и пришли, – шепнула Зоя. – В Сердце Мира! Туфли сними.

Клава сняла не только кроссовки, но и носочки и босиком прошла на середину.

Тихо. Только пол поскрипывал под ковриками и одеялами. И глаза святых жен смотрели со всех сторон. Такие же иссиние и проницающие насквозь и глубже, как у Зои. Даже еще глубже проницающие – от множества их.

Клаве сделалось страшно и сладко. Похожее чувство было, когда вчера Наташа что-то делала с нею сквозь полусон. Но Клава понимала, что то, вчерашнее – другое, греховное. Святые жены смотрели в глаза и в затылок, в грудь и в спину – и узнавали про Клаву всё.

– Крестить тебя буду сразу, – уже не шепотом, но каким-то странным сухим бестелесным голосом сказала Зоя. – Все под Божей, вдруг умрешь ночью, так чтобы успеть в Святое Царствие.

– А я крещеная, – испугалась ошибки Клава, путаницы в высших божественных сферах. – Три года назад у Спаса Преображения.

– То – соблазн и заблуждение сатанинское. А ты избрана, ты достойна истинное крещение принять. Сейчас. Чистыми надо перед Госпожой Божей предстать.