Отправившись в поездку по России из Санкт-Петербурга 31 мая 1885 г., Кеннан планировал собрать доказательства в пользу «цивилизованного» состояния тюрем в стране. Но первоначальный замысел начал меняться, когда Кеннан лично познакомился с условиями существования политзаключённых в Сибири. О своих новых впечатлениях он написал из Томска 26 августа 1885 г. издателю «Century
» Росуэллу Смиту (1829–1892): «Ссыльная система гораздо хуже, чем я раньше полагал. Произведённое г-ном… (имеется в виду Г. Лэнсдейл[172]. – Д. Н.) обследование тюрем и изучение системы ссылки чрезвычайно поверхностно. Если он действительно бывал в Тюменской и Томской пересыльных тюрьмах, то я не могу понять, как он не увидел, что их состояние, как и состояние их несчастных обитателей, во многих отношениях ужасающе. <…> То, что я раньше писал и говорил об обращении с политическими ссыльными, в сущности верно и точно, во всяком случае по отношению к Западной Сибири, – однако мои прежние представления о них сильно поколеблены. Русские либералы и революционеры, с которыми я здесь встречался, вовсе не являются недоучившимися проповедниками или бездумными фанатиками, или же людьми, мысли которых трудно понять. Напротив, это обыкновенные, нормальные и вполне понятные люди, а нередко исключительно интересные и привлекательные»[173].Редакция журнала «Century
» полностью разделяла взгляды Кеннана. В неподписанной заметке «Америка – не Россия» две страны были противопоставлены друг другу, чтобы читатель смог оценить преимущества США как свободной страны[174].Путешествие Кеннана по Сибири в 1885–1886 гг. не только заставило изменить его отношение к русским революционерам и политзаключённым. Как считает американский исследователь Дэвид Фоглесонг, увиденное в ходе этой поездки полностью изменило его отношение к России. После изучения ссыльно-каторжной системы Кеннан перестал оправдывать самодержавие и превратился в страстного обличителя самодержавия и защитника революционного движения. Отныне Кеннан считал обязанным донести до сведения западной публики всё то, что он узнал о страданиях революционеров в Сибири.
Современные историки, изучающие восприятие Кеннаном ссыльно-каторжной системы в Сибири, сходятся во мнении, что оно было пристрастным. Как полагает Фоглесонг, на окончательную позицию Кеннана решающее влияние оказало религиозное воспитание в духе пуританизма, усвоенное в детстве и заставлявшее его, уже будучи взрослым, постоянно находиться в поисках «истинной веры». Соответственно, в Сибири он обрёл «антицаристскую веру». Поэтому он использовал терминологию христианского миссионера, таким образом «апеллируя к евангелическому духу американцев»[175]
. Американский историк Н. Сол отмечал, что на позицию Кеннана повлияли два фактора. Во-первых, журналист был жёстко связан условиями контракта. Когда Кеннан собрался подробно исследовать отношение русской бюрократии и тюремных властей к революционерам, в журнале не поддержали эту идею. В «Century» желали видеть больше иллюстраций из сибирской поездки журналиста, а не тщательный обзор сибирских тюрем. Во-вторых, односторонность точки зрения Кеннана объяснялась избирательным кругом общения во время посещения тюрем и каторжных поселений. В подавляющем большинстве это были люди, находившиеся в оппозиции к самодержавию. После многократного общения с ними Кеннан, как пишет Сол, «стал вдвойне предан новой вере»[176]. Трэвис указывал также на финансовые выгоды, которые получил Кеннан от сибирской командировки. Он полагает, что журналист смотрел на поездку по Сибири как на возможность хорошо заработать после долгих лет материальной неустроенности. Кеннан был уверен в грядущем успехе, и он не ошибся. Помимо общенациональной известности, благодаря статьям о своём путешествии в популярном «Century» Кеннан заработал немалую сумму. Хотя точные цифры неизвестны, по приблизительным подсчётам Трэвиса Кеннан получил за свои публикации вдвое больше, чем предполагалось по контракту, т. е. около 12 000 долларов. По окончании контракта с журналом Кеннан начал выступать с лекциями по Америке. За лекционный сезон 1889–1890 гг. он получил свыше 40 000 долларов, очень хорошие деньги по тем временам[177]. Недоброжелатели журналиста выставляли его новый статус и материальный успех как стремление хорошо заработать на сенсационной теме. Русский эмигрант А. М. Эваленко, состоявший на службе в Департаменте полиции, после знакомства с Кеннаном пришёл к выводу, что журналиста интересовала лишь материальная сторона дела: «Я открыл, что он истый американец и его личная выгода для него цель жизни, он служит русской революции только для наживы»[178]. Публицист Ч. Де Арно, бывший русский подданный, принявший американское гражданство, упрекал Кеннана в корысти. По его мнению, Кеннан стал разоблачителем сибирской ссылки из-за желания обогатиться на очернительстве царского режима[179].