Во имя отца

Мирек обернулся. В руках у старушки появилась сигарета, и она изобразила что-то вроде кокетливого взгляда. Ему чуть не стало плохо. Уже в который раз выругавшись про себя, он полез в карман за новой голубой зажигалкой. Мирек решил про себя, что отдаст ей эту вещицу, лишь бы карга исчезла отсюда. Но тут профессиональный опыт взял верх, и, подчиняясь ему, он с сомнением сказал:

— Я не ношу спичек.

Старуха с досадой хмыкнула, погрозила ему пальцем и сказала:

— Вы должны были сказать: «Никогда не ношу», а не просто: «Не ношу».

Черт подери, вот и связной!

— Да, да... конечно, — запинаясь выговорил он. — Я никогда не ношу спичек.

Она огляделась и заговорила почти шепотом.

— Так это вы поляк? Такой симпатичный и молодой человек.

Старуха ухмыльнулась.

Он с нетерпением перебил ее:

— Да, да. Вы собираетесь устроить мне встречу с Беконным Священником?

— Нет.

— Нет?!

— Нет, Мирек Скибор, это ни к чему. Ведь вы разговариваете с ним.

Несколько секунд Скибор вникал в смысл этих слов, затем от удивления раскрыл рот:

— Вы? Беконный Священник? Питер ван Бурх? Не может быть!

Она кивнула. Мирек стал старательно изучать ее лицо. Он вспомнил все, что знал о Беконном Священнике: ему должно было быть где-то шестьдесят — шестьдесят пять лет, рост чуть меньше шести футов, довольно полный, круглолицый. Но эти приметы явно не соответствовали внешности старухи. Мирек уже было собрался выразить свое сомнение по поводу ее заявления, но вспомнил известные способности ван Бурха к маскировке. Он посмотрел на старуху еще раз, повнимательней. Рост сидящей женщины определить было трудно. Широкое платье могло скрывать под собой объемистую талию. Лицо было полноватым, и все сплошь покрыто косметикой, со лба свешивались пучки седых волос. Все похоже на маскировку. Но манера держаться не давала основания для сомнений — так могла себя вести лишь женщина лет семидесяти. Мирек знал только один способ установить, кто же это был на самом деле. Манжеты платья скрывали кисти рук старухи. Мирек наклонился к ней и твердо сказал:

— Покажите мне ваши руки.

Она улыбнулась без всякого кокетства и медленно подняла руки. Манжеты сползли чуть не до локтей, обнажив чисто мужские крепкие запястья. Мирек восхищенно покачал головой:

— Вот уж никогда не догадался бы.

Беконный Священник довольно засмеялся:

— Три года назад я был на таком же расстоянии от вас, на вокзале во Вроцлаве.

— Может быть. Но вы ведь не были одеты так же, как сейчас.

— Конечно нет. На мне была форма полковника польской армии. Мы с вами ехали в Варшаву в одном поезде, только я ехал в первом классе.

И опять Мирек удивленно покачал головой.

Тут ван Бурх понизил голос:

— Подвиньтесь ко мне поближе.

Мирек подвинулся к нему, но тут же зажал нос.

— Черт, ну от вас и воняет!

Священник улыбнулся.

— Мирек Скибор, вам ли не знать, что это самое главное при маскировке. Я сам потрудился над этим «ароматом». Люди обычно избегают находиться рядом с человеком, так благоухающим. Так что придется вам немного потерпеть, пока мы будем разговаривать.

— Ничего, переживу. Я уже достаточно настрадался во время этого чертова путешествия.

— Я знаю. Я знаю, зачем вам надо было бежать, но зачем вам нужно было обязательно увидеть меня, не имею ни малейшего понятия.

Мирек с любопытством посмотрел на ван Бурха и спросил:

— А вы не боитесь, что я сюда специально направлен? Ведь только за время переброски я многое узнал.

Священник улыбнулся и покачал головой.

— Даже КГБ не пойдет на то, чтобы пожертвовать двумя старшими офицерами ради осуществления какой-нибудь операции. К тому же вы узнали лишь об одном из дюжины каналов, причем не самом ценном для нас. Да и вообще я доверяю выбору отца Ласона. Он ведь беседовал с вами не один день. Он доложил, что вы ненавидите русских, а особенно — Андропова. Интересно, за что?

При упоминании имени Андропова лицо Мирека сразу посуровело. Голландцу пришлось наклониться к нему, чтобы разобрать, что тот говорил.

— Я узнал, что он сделал мне такое зло, которое не поддается описанию.

— Он лично?

— Нет, но отдал приказ он.

— А люди, которых вы убили, выполняли этот приказ?

— Да.

— Что это был за приказ?

Мирек смотрел на гравиевую дорожку. Потом поднял взгляд на детей, играющих рядом, и уже было собирался что-то сказать, но явно передумал.

— Сперва мне надо вам кое-что сообщить. Можно считать это подарком за то, что вы меня оттуда вытащили.

Он повернулся к священнику, и опять ему показалось, что перед ним сидит старуха.

— Сейчас я назову вам имена священников, работающих на СБ в Польше. Я держу их в голове, но вам лучше было бы записать.

Ван Бурх тихим голосом сказал:

— У меня тоже хорошая память, я запомню.

Смотря прямо в глаза голландцу, Мирек начал:

— Я буду говорить, начиная с севера и дальше на юг. В Гдыне — отцы Летвон и Ковальский; в Гданьске — Новак и Йозвицкий; в Ольштьше — Панровский, Мнишек и Буковский.

Он говорил и говорил, а священник сидел с полузакрытыми глазами, как бы задумавшись. Мирек закончил. На некоторое время воцарилось молчание, а затем ван Бурх пробормотал:

— Да простит Господь их души.

Он кивнул: