Во имя Твое

И баба Фима снова начала усиленно махать своим чудо-агрегатом. И здесь на неё упала тяжелая капля. Потом ещё одна и ещё. Сначала дворничиха подумала, что начинается дождь. Баба Фима подняла глаза. На небе спокойно сияло солнце, и не было ни единой, даже махонькой тучи. Присмотревшись, дворничиха обнаружила, что капли почему-то странно голубого цвета, подозрительно напоминающего цвет стены их дома.

– Господи! Неужто краска начала стекать? Вот стервецы строители, краску развели так, что смоется после первого дождя!

Игорь прятался за стойку лесов и отчаянно смеялся над воплями бабы Фимы.

– Я Вам хочу сказать, Фима, не кричите, пожалуйста, в такую рань! У меня давление, и я себя очень плохо чувствую. А Вам бы только орать и орать! – из соседнего окна высунулась в неизменных бигуди продавщица магазина «Продторг» Светлана.

– Ой, да помолчи уже! Вечно болеющая! Как обсчитывать трудящихся, так не больная!

При этих словах окно Светланы со стоном захлопнулось. Обратив на это ровно столько внимания, сколько на комариный писк, баба Фима продолжала свой монолог.

– Смотри, сколько накапало! Нужно сей же час в жилконтору звонить, пущай всё переделывают, а строителей ентих, которые краску развели, наказать.

Из окна напротив высунулся огромный мордатый детина в майке:

– Ефимия Матвеевна, ну Вы хотя Вы подумали: как краска может стекать?

– Да, стекаить, милок! И камни сыплются. С неба прямо. Только подмела, а повернулась – вона опять. Неужто пророцтво сбывается Иоанна-то Богослова?!

– Ага! Вон уже всадники копытами гремят! Не порите чушь эту свою клерикальную!

Детина посмотрел направо, потом вверх и заметил смеющегося во всё горло мальчишку, прячущегося в глубине строительных лесов.

– Ефимия Матвеевна, смотрите прямо вверх. И увидите того «всадника», который Вас манной Небесной угощал и рОсОй цветной Окроплял. – заржал детина.

Баба Фима посмотрела в указанном направлении.

– Ах ты ж, ети с три короба! Чтоб твою перекосило! Это ж Игорёшка чёртов, Вениамина Залмановича сынок, обезьяна проклятая! Ну, я тебя сейчас достану, ты у меня посидишь в каталажке!

Поняв, что явка всё равно засвечена, Игорь вылез из укрытия и присел на край, свесив ноги:

– А Вы, это, сначала сюда залезьте, бабуля. Посидим, о жизни покалякаем.

Дворничиха налилась цветом знамён всех пятнадцати республик Советского Союза.

– Я тебе сейчас так покалякаю, чёртово семя! Ах ты ж, недоносок, стручок, смотреть не на что! И вот, гляди ж ты, поганец! Шатается по стенам, над людями измывается, так еще и ржоть! Слезай оттудова! Слезай. Кому говорять!

В ответ Игорь подобрал маленький камешек и, прицелившись, ловко запустил его в дворничиху. Камешек со свистом пролетел ровнёхонько над её головой, уверенно спланировал и приземлился где-то в траве. Дворничиха уже стала не просто пунцовой, а отливала всей палитрой алого. Слива на её лице шумно пыхтела, как труба паровоза ИС. Баба Фима фонтанировала. Поток ее рулад расширялся и разливался подобно гоголевскому Днепру. Детина из окна наблюдал за происходящим с неослабевающим интересом футбольного болельщика матча ЦСК-Спартак. Постепенно к просмотру присоединился практически весь дом. Игорь чувствовал себя на вершине славы.

В ответ на крики дворничихи, он встал во весь рост и неожиданно начал декламировать стихи. Все, какие на тот момент приходили в голову. Первым почему-то вспомнился Маяковский.

«Это время гудит

телеграфной струной,

это

сердце

с правдой вдвоем.

Это было

с бойцами,

или страной,

или

в сердце

было

в моем…»

– Во, пацан! Во Артист! – смеялись соседи и…аплодировали.

Игорь заливался соловьём. Совершенно забыв о своей проблеме с буквой «р». Сейчас на это было наплевать. Главное, у него были зрители, которые слушали. Неизвестно сколько бы продолжалось это представление, но Баба Фима, не выдержав шума и хохота, смертельно оскорбленная в своем должностном величии, пронзительно засвистела в свисток.

И тут Игорь услышал голос отца.

– Значит так, представление окончено! Хватит дурью страдать! Спускайся и марш домой!

И сразу же моментально прозвучало извечное мамино:

– Веня! Бога Ради! Он разобьётся! Всё! Сейчас он погибнет!

– Аня, прошу тебя, не начинай только ради Бога эту свою музыку!

В окно выглянула старшая сестра. Пожала плечами, покрутила пальцем у виска и исчезла. Она была лет на десять старше Игоря и относилась к нему со нежно-снисходительным покровительством человека, находящегося на гораздо более высокой ступени развития.

Внизу, вокруг Бабы Фимы, цвет лица которой определить уже было совершенно невозможно, собралась могучая кучка её почитателей и сторонников, они активно поддерживали дворничиху и грозили кулаками «вот этому хулиганью»

– Ишь, сынок-то инженеров! Совсем от рук отбился!

– Рази ж это ребёнок? Это ж дьявол во плоти!

– Точно, точно! На чёрта и похож! Шпана шпаной!

– Ой, бедная Аня! Намучается она еще с таким-то сыночком!

– Люди, Выходной же! Ну сколько можно так орать! Покоя нет ни в будни, ни в праздники!

Совсем неожиданно за спиной Игоря что-то зашуршало.