На этот раз лестница опустилась в университетском дворе. Ступени, уходящие высоко в небо, переливались в лучах звонкого, весеннего солнца.
Когда Гемма и остальные прибыли туда, во дворе вокруг лестницы толпился уже весь немногочисленный пока люд Поднебесья. Многие совершенно не понимали, что происходит, и что надо делать. После того, как первые, попытавшие счастья, с криками отскочили от обжигающего золотого сияния, остальные едва приближались к лестнице, предпочитая держаться на расстоянии.
Бартомиу, увидев троих друзей с гномами и кошкой на руках, бросился к ним.
Спрашивать о намерении Геммы не приходилось. Достаточно было посмотреть ей в глаза. В Гемме всегда чувствовался несгибаемый характер, и теперь одного взгляда на волшебницу было достаточно, чтобы понять тщетность любых попыток отговорить её от задуманного.
Но Бартомиу все же попытался. Он лучше всех понимал, чем грозит восхождение.
– Гемма, одумайся! Одумайся дитя мое! – запричитал зельевар, прижав руки к груди.
От старика, как всегда, пахло волшебством, еще сырыми и не принявшими окончательную форму материями.
– Не ты ли говорил мне, что мы последуем за своим сердцем сквозь любые преграды? – ласково спросила его Гемма.
Феррум сидел у неё на руках и, не глядя на зельевара, накручивал на пальчик темную прядь волос женщины.
– Я! Я говорил, – покаянно произнес Бартомиу, – чего я только не говорил. Никогда не мог держать язык за зубами. Но вы нужны Поднебесью. Со дня на день грянет призыв к Равновесной Чаше, и вы все очень нужны Поднебесью.
Гемма покачала головой.
– На наше место придут другие. Уже приходят. А я отдала Поднебесью все, что могла, и все, что не могла, тоже.
– Ты готова размениваться мирами ради неё? – прогремел рядом голос Старшего Бакалавра.
– Вселенными, – ласково посмотрев на него, на Старшего Бакалавра, которого она винила в смерти Фредерика, которого она винила в выборе Флоренс, ответила Гемма.
И не было в её взгляде ни боли, ни обиды. Волшебница не могла брать такие чувства с собой в самое важное путешествие.
Бартомиу опустил голову и отступил назад.
– Ох как же так, как же так? – продолжал сокрушаться он.
Старший Бакалавр опустил руку на плечо зельевара, призывая того к молчанию.
Рома отделилась от толпы и подбежала к Гемме, Фредерику и Ансельму, чтобы обнять каждого. Она понимала, что не увидит их больше. Не в этой жизни.
Аделард с почтением поклонился им, когда все трое подошли к лестнице, подпиравшей небо.
Гемма с Феррумом на руках стояла первой. Спокойная и умиротворенная.
За ней Фредерик с Магнумом. Волшебник был серьезен и сосредоточен.
Завершал по традиции Ансельм. С кошкой. Нетронутый почесал бороду и погладил свернувшееся у него на ладони животное.
Гемма подняла голову, скользя взглядом по бесконечным ступеням. Только на мгновение в её серых глазах промелькнуло сомнение.
Магнум заерзал и пропищал:
– Что-то как-то горячо.
– Могло бы быть и попрохладнее, – поддержал его Феррум, схватившись ручонками за бороду.
Прижав к себе ворчащего гнома, а другой рукой придерживая подол своего белого платья с васильками, Гемма медленно, но решительно вступила на первую ступень. Золотой туман тут же обволок их, оставляя видимыми только силуэты.
Затем все увидели, как она поднялась на вторую ступень.
Фредерик с Магнумом тут же последовали за ней.
– Пяточки мои! – послышался испуганный голос одного из гномов. – Как же жжет.
– Терпи! – подбодрил его второй гном. – Бороду береги.
Ансельм рассмеялся и шагнул в золотое марево вслед за друзьями.
Вскоре их уже не было видно. Никого из них. Словно они растворились где-то в самом начале пути.
Но лестница продолжала стоять.
Не исчезла она и к вечеру. Бартомиу все это время сидел рядом, у подножья, что-то бормоча беззубым ртом и блуждая обезумевшим взглядом по золотым ступеням.
Сияние становилось все слабее, а к ночи совсем пропало, и в лунном свете, без защиты золотого одеяла лестница выглядела почти обычно.
– Свершилось? – спросил старца появившийся в ночи Старший Бакалавр.
Бартомиу поднялся на затекшие от долгого сидения ноги, отряхнул подол дырявого балахона и мелким, нетвердым шагом приблизился к лестнице, протягивая к ней костлявую руку.
Он дотронулся до ближайшей ступени и тут же отдернул ладонь.
– Еще не остыла, но да, свершилось, – радостно причмокнул губами Бартомиу.
– Поздравляю Вас, Ваше Величество, – вдруг чуть ли не до земли поклонился ему Старший Бакалавр. – Новый мир открыт.
– Закон, который есть Любовь, этот мир создал, – положив руку на плечо Старшему Бакалавру и продолжая глядеть на уходящую в черное небо золотую лестницу, – произнес Бартомиу. – И только Любовь, которая есть Закон, в силах свершить подобное.
Старший Бакалавр выпрямился и посмотрел на зельевара с неожиданной нежностью, которую никто и никогда не мог предположить во взгляде древнего волшебника, ставшего давно безразличным ко всему и вся.
– Заждалась меня Аделаида, – покачал седой головой Бартомиу, – ох, заждалась. Собирайся в путь, брат мой.
Старший Бакалавр еще раз поклонился старцу и размашистым шагом направился в замок.