Читаем Во имя жизни (Из записок военного врача) полностью

Редко, друзья, нам встречаться приходится,Но уж, когда довелось,Вспомним, что было, выпьем, как водится,Как на Руси повелось.Пусть вместе с нами семья ленинградскаяРядом стоит у стола.Вспомним, как русская сила солдатскаяНемцев за Тихвин гнала.Пусть вместе с нами навеки прославленыПод пулеметной пургойНаши штыки на высотах Синявина,Наши полки подо Мгой.Выпьем за тех, кто командовал ротами,Кто умирал на снегу.Кто в Ленинград пробирался болотами,Горло сжимая врагу.Выпьем за тех, кто неделями долгимиВ мерзлых лежал блиндажах,Дрался на Ладоге, дрался на Волхове,Не отступал ни на шаг.Выпьем и чокнемся кружками, стояМеж братских друзей боевых.Выпьем за мужество павших героев,Выпьем за встречу живых!

Выпьем за встречу живых! — страстно закончил хор. После получения радостных известий о прорыве блокады Ленинграда Совинформбюро чуть ли не каждый день стало сообщать о том, что части Советской Армии освободили то один, то другой крупный город и населенные пункты.

Стремительно развивались события под Сталинградом. Наступил долгожданный день. Свыше трехсот тысяч гитлеровских войск окружены, пленен сам командующий шестой армией генерал-фельдмаршал фон Паулюс. 

В конце февраля 1943 года к нам приехал Банайтис. Он радостно возбужден. Вот-вот будет освобожден его родной город — Ржев.

— Думайте о санитарных машинах с высокой проходимостью, — говорил Банайтис. — Скоро начнется распутица. Будь у нас побольше самолетов, способных взлетать и садится на небольших площадках, можно было бы эвакуировать раненых из полковых или дивизионных медицинских пунктов прямо во фронтовые госпитали или даже дальше. Такая техника позволила бы усовершенствовать военно-полевую хирургию, а то, опасаясь таких осложнений, как газовая инфекция, шок, кровотечение, мы вынуждены перекатывать раненых с одного этапа на другой. Транспорт — одно из условий, решающих успех полевой хирургии.

Озабоченная улыбка бороздила лицо Банайтиса. Ответственность у него велика. Огромный фронт, раскинутый на сотни километров вглубь и вширь, не одна тысяча хирургов, десятки госпиталей, медсанбатов. Хозяйство немалое…

— Жизнь не стоит на месте, — говорил он. — Условия войны изменились, предстоит большое наступление. Впереди Вязьма, Смоленск, Минск… Коммуникации растянуты. Слишком много этапов медицинской эвакуации…

Много этапов — мало порядка, — сказал я. — Подумать только: в роте оказывают первую помощь, в батальоне доврачебную, в полковом медпункте — первую врачебную, в медсанбате — квалифицированную, в армейском тылу — специализированную. И это еще не все. Раненые смеются: «Ну как, скоро нас эвакуируют дальше?»

— Ты что предлагаешь?

— Я не настолько наивен, чтобы не понимать, что войсковые части и соединения, обладающие в настоящее время мобильностью, должны иметь свои собственные медицинские подразделения. Но определенные группы раненых следует без задержки направлять в то место, где они смогут находиться до поправки. Надо заблаговременно создавать солидную госпитальную базу ближе к передовой. Вторые эшелоны армейской базы на месте первой или даже, скажем, фронтовые госпитали на месте армейской госпитальной базы. К примеру, разве наш госпиталь нельзя разместить в армейском тылу, поближе к дивизиям и полкам? Справимся. Только успевайте перемещать, а за нами дело не станет. У нас есть все: и кадры врачей высокой квалификации, и рентгеновские аппараты, и металлоискатели, и своя станция переливания крови.

— Некоторые товарищи выражают сомнение, говорят, наш госпиталь громоздкий стационарный и не способен к быстрому и частому перемещению, — вступила в разговор Валя Муравьева. — Чиновники!

— Это кто же такие? — поинтересовался Банайтис.

— Комиссия. Был среди них один, — ответил я. — Товарищ личного опыта не имел, основывается на том, что у нас нет достаточного количества машин и палаток, как в полевых госпиталях. «Вам, — говорит, — потребуется минимум сотня палаток и двести машин». Я ему отвечаю: «Это, конечно, дело непростое, но ни одна крупная фронтовая операция не может считаться медицински обеспеченной, если не будет надлежащей сортировки раненых. Формы и способы сортировки нами найдены. Структура госпиталя позволяет принимать в сутки несколько тысяч раненых, оказывать им помощь и эвакуировать дальше без опасения за их жизнь…». Не верит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное