Вспомним Ленина. Он в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм» отстаивает идеи партийности философии, вскрывает методологические и гносеологические истоки метафизики, субъективного идеализма во взглядах многих физиков, математиков, физиологов своего времени. Но он никогда не вторгается в сферу компетентности той или иной науки, никогда не подвергает сомнению установленные наукой данные и закономерности (понимая их исторически обусловленный и относительный характер). Ленин критикует Маха как философа, но не как специалиста в области механики. Ленин говорит о возможности неверного истолкования теории относительности Эйнштейна, но не об ошибочности этой теории.
К сожалению, этот важный принцип был во многом утрачен в полемиках вокруг естествознания, диалектики природы, марксизма в науке. Это совершилось и в биологии. Реальные, конкретные, воспроизводимые результаты генетических исследований были объявлены как бы несуществующими, критика сформировала из науки для себя объект — лженауку.
Это смещение понятий далее трансформировалось в представление о наличии социалистических наук и буржуазных лженаук. Принцип партийности, имевший вполне определенное исторически обусловленное место в истории мысли, был незаконно перенесен в неадекватную для себя сферу.
Еще Бутлеров, столкнувшись с нарастающим национализмом некоторых современных ему немецких ученых, ворчал по поводу того, что скоро в химии придется говорить не о законах науки, а о законах немецкой науки. Перенесенное на классовую почву, это ограниченное представление породило мнение о возможности существования буржуазной биологии, о партийности биологии или, как говорил И. Презент, о партийно непримиримой борьбе в биологии.
Конечно, нелегко разорвать цепочку и вовремя остановиться, когда история предлагает кошмарную логическую цепь: менделизм — расизм — Освенцим или: теория относительности — эквивалентность энергии и массы — Хиросима. Природа не виновата в том, что, открывая ее закономерности, люди используют их против себя.
Истоком трагедии здесь становятся не открытые наукой законы природы, а социальные структуры.
Борьба в науке неизбежна, она не может уйти от столкновения позиций, точек зрения, концепций, гипотез. Эта борьба должна вестись лишь на принципиальной основе. «Ибо одно из худших свойств — это именно филистерство, стремление уговорить противника вместо борьбы против него», — отмечал Энгельс.
Но продуктивной может быть лишь борьба на базе самой науки, на ее основе, внутри ее сферы фактов, теорий и представлений. Как только эта основа теряется, принципиальная борьба превращается в свою противоположность: наклеивание ярлыков, оскорбление личности, крики, взвизгивания, поношения и гонения.
Начав работу в секторе науки, я в первую очередь столкнулся с обстановкой в области биологии. На беседу потянулись многие ученые. Иные имена не запомнились (приношу за это извинение), но среди них были академик В. Сукачев, Н. Дубинин, П. Баранов, В. Сахаров, Ю. Полянский, Н. Цицин, А. Жебрак, И. Рапопорт и многие, многие другие. В своей пиратской повязке, сверкая уцелевшим на войне глазом, И. Рапопорт готов был разом идти в танковую атаку против Лысенко. В. В. Сахаров приводил практические аргументы, в том числе тетраплоидную гречиху (я ее высеял на дачном участке). Н. В. Цицин не столько нападал, сколько защищал свое дело межвидовой гибридизации. Л. А. Зильбер излагал взгляды о вирусной природе рака, и я его твердо поддержал как химик.
Отстаивали концепции мичуринской биологии В. Столетов, И. Глушенко, общение с которыми было спокойным и деловым. В итоге за несколько месяцев у меня сложилась картина состояния дел в сфере биологии и 10 апреля 1948 г. я выступил на семинаре лекторов обкомов и горкомов ВКП(б) в зале Политехнического музея с лекцией на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма».
К интригам я и тогда не очень был приспособлен, да и сейчас плохо в них плаваю, и не знал, что, пока я читал лекцию, за спиной в подсобном помещении музея меня слушали и записывали Т. Д. Лысенко и М. Б. Митин. Об их последующих действиях известно из других источников; тогда я о них ничего не знал. Лишь в мае почувствовал недоброе, когда из секретариата Г. М. Маленкова срочно затребовали стенограмму моей лекции.
Но сперва о ней самой. В качестве основы я избрал два вопроса: проблему внутривидовой борьбы за существование и современная генетика. Поскольку текст лекции охватывает 46 страниц, полностью поместить ее здесь невозможно. Вот отдельные извлечения. В первую очередь «Введение»: "Товарищи! Очень характерно, что сегодня на семинаре лекторов читается лекция о современных спорных проблемах дарвинизма. Это свидетельствует о том интересе, который вызывают среди широких кругов советской общественности споры вокруг проблем дарвинизма, разгоревшиеся в последнее время.