Во мраке Готэма (ЛП)

Я моментально понял причину. Его мать работала горничной у миссис Уингейт долгие годы. Чарли практически вырос в доме Уингейтов. Я даже лично встречался один раз с почтенной миссис Уингейт, когда она пришла в нашу городскую контору порекомендовать Чарли для работы секретаря, которую он сейчас и занимает.

- Кто убит? – голос Джо прогремел чуть громче, чем должен был.

- Доктор сказал, что это юная леди. Навещавшая их родственница. Но в детали он не вдавался, - лицо Чарли бледнело с каждой секундой. Я на секунду забеспокоился, что он упадёт в обморок.

- Доктор больше ничего не сказал, потому что твоя мать в порядке. Не переживай. - Я похлопал парня по плечу и ободряюще улыбнулся. Я знал, что Чарли уже восемнадцать лет, но в данный момент он выглядел маленьким перепуганным мальчиком. - И больше никому об этом ни слова, договорились? Ещё не время.

Он согласно кивнул. Я схватил своё пальто и потрёпанный кожаный саквояж, и мы с Джо поспешили на угол Мэйн и Бродвея, где наняли одну из ожидавших у трамвайной остановки повозок. До дома Уингейтов было недалеко, но здание было на вершине крутого холма, и мы торопились.

Когда мы разместились внутри экипажа, я глянул на Джо, главу отделения полиции, отделения, состоявшего из двух человек. Мужчина поджал губы, кутаясь плотнее в чёрное шерстяное пальто, пытаясь укрыться от ледяных порывов ветра с Гудзона, пронизывающих насквозь повозку.

- Когда ты в последний раз встречался в Добсоне с убийством? – спросил я тихо, чтобы возница нас не услышал.

- А что? Переживаешь, что я не справлюсь? – ощетинился Джо и бросил на меня уничижительный взгляд, который я не стал принимать на свой счёт. Наём меня на работу пять месяцев назад был решением мэра города и частью его плана по модернизации полиции Добсона. Глава города решил добавить в отдел молодого специалиста, знающего новые методы работы.

Мне было тридцать лет. Я работал в Бюро детективов Департамента Полиции Нью-Йорка, а именно в седьмом отделе. А вот Джо был единственным офицером полиции Добсона с самого основания департамента.

Проработав в одиночку двадцать семь лет, он не очень-то обрадовался новому напарнику, считая, что меня сюда назначили, чтобы вынудить его уйти в отставку. И его мрачные подозрения иногда портили наши отношения.

Он заговорил через несколько минут и отвечал мне очень неохотно и сдержанно.

- Это было весной 1893. Фермера застрелили, - сказал Джо и пожал плечами. – Мы так и не раскрыли дело. Но больше у нас подобных происшествий не случалось. Я всегда считал, что виновным был кто-то из прошлого, точивший на этого фермера зуб.

Затем Джо пристально на меня взглянул.

- Думаю, что ты в городе порядком насмотрелся на убийства. Но всё же спрошу: ты уверен, что справишься? А то выглядишь, словно не в своей тарелке.

Я внимательно посмотрел на лицо Джо, пытаясь найти там признаки того, что он знал о моём прошлом больше, чем я думал. Но их там не было. Вопрос отражал его собственные переживания, и мой напарник даже не ожидал, что попадёт прямо в цель.

Я тяжело сглотнул и ответил с куда большей уверенностью, чем на самом деле чувствовал:

- Я в порядке.

У меня был слабый желудок, особенно при определённых случаях, и я боялся, что этот случай как раз один из них.

А вот чего Джо не знал: я переехал сюда в мае этого года в поисках тихой жизни, где практически ничего не станет напоминать мне о Ханне – жертве прошлогоднего крушения парохода «Генерал Слокам». Я не был одинок в своём горе; почти каждая семья в Нижнем Ист-Сайде, где я тогда жил, потеряла кого-то из близких в тот жуткий день – 15 июня 1904 года.

Почти целый год после её смерти, образ Ханны преследовал меня, особенно, когда на работе попадались случаи трагической и страшной смерти молодых женщин. Я собирался жениться на Ханне и создать с ней семью… Но жить с призраком я больше не хотел.

Поэтому эта работа в Добсоне – маленьком городке в двадцати семи километрах от Нью-Йорка – показалась мне отличным вариантом: я мог тихо скорбеть и потихоньку избавляться от преследующих меня ночных кошмаров в месте, где жестокие убийства не происходят.

Но они всё же произошли… И этот случай станет проверкой моим заржавевшим навыкам. И слабому желудку.

Мы проезжали мимо скалистых утёсов, возвышавшихся над Гудзоном и раскрашенных в жёлто-оранжевые цвета осенней листвой. Окрестности менялись с каждым проносящимся мимо нас кварталом; местные жители называли их «от деревенщины до миллиардера», описывая тем самым разницу между однокомнатными квартирками на берегу реки и шикарными поместьями в противоположной части города на возвышенности.

Разделительной линией служила Церковная площадь. Здесь на перекрёстке стояли три церкви – все три католические, но отличавшиеся по этнической принадлежности прихожан: одна – для итальянцев, вторая – для ирландцев и третья – для поляков.