Во мраке Готэма (ЛП)

— Для меня открылась возможность, которой больше не предвиделось, — лицо мужчины покраснело и оживилось, а голос был пылким от энтузиазма. — Я уже давно завидовал Лакассаню¹², французскому криминологу, которому удалось уговорить оказавшихся за решёткой преступников делиться с ним их самыми сокровенными мыслями. Он интересовался всеми преступниками, но я хотел сконцентрироваться на насильственных преступлениях. Следуя его примеру, я посещал Синг-Синг¹³ и Райкерс¹⁴ и разговаривал там с заключёнными. Я даже общался с ожидавшими смертной казнью людьми за несколько часов до исполнения приговора. Вы же знаете, как быстро в Нью-Йорке исполняют приговоры, когда они уже вынесены, а все апелляции отклонены. Помните Леона Чолгоша¹⁵, убившего президента МакКинли? Он предстал перед судом в конце сентября, а чуть больше месяца спустя уже умер на электрическом стуле.

Конечно, я помнил. Именно смерть президента МакКинли помогла Тэдди Рузвельту стать первым человеком в стране¹⁶.

— Но вы же понимаете, что это был необычный случай, учитывая обстоятельства?

Алистер согласно кивнул:

— Согласен. Всё произошло чрезвычайно быстро. Но даже обычные случаи заканчиваются быстро. Если не подана апелляция, большинство приговорённых прощаются с жизнью в течение ближайшего месяца. И если они проигрывают апелляцию, то их оставшаяся жизнь измеряется в неделях и днях. Едва ли этого времени хватит, чтобы собрать нужную мне информацию, а уж тем более, чтобы покопаться в их мыслях. Это если забыть о том, что многие смертники предпочитают в последние часы заниматься более приятным делом, чем разговоры со мной.

Он саркастически улыбнулся и продолжил:

— Но с появлением Майкла у меня появился живой, дышащий объект для исследований. В моём полном распоряжении. И мне не надо было отдавать его палачу через несколько месяцев. Это был шанс — один на миллион — заглянуть внутрь ещё формирующегося преступного мышления. Как работал разум Майкла? Что им двигало? Почему он вырос настолько отличающимся от своих братьев? И существует ли способ вмешаться и реабилитировать его, пока он действительно не пересёк черту?

Я поднял глаза от семисантиметрового пятна крови.

— Минутку, — я был уверен, что что-то неправильно расслышал, — вы сказали, что его преступные намерения ещё только формировались? Если он пытался убить женщину, если напал на неё с ножом и поджёг её комнату — в том, что она выжила, нет его заслуги. Похоже, он делал всё, чтобы убить её, и лишь благодаря божественному провидению она осталась жива!

Я поднялся на ноги и посмотрел на Алистера:

— Мне кажется, в голове этого человека не существовало различий.

Но Алистер остался равнодушен к моей вспышке:

— Да, я тоже раньше так думал. Но мы с коллегами выяснили, что в мышлении преступника существует прогрессирование, которое приводит к эскалации насильственной активности. Конечно, вы же понимаете, что я сейчас говорю о предумышленном убийстве незнакомого человека, а не о типе убийства, которое вы называете «убийство на почве страсти».

Он очень тщательно разграничил юридические и правовые термины, словно предугадав моё следующее возражение ещё до того, как я его высказал.

— Ни один убийца, даже самый жестокий, даже печально известный Лев Бёрдик, чьей поимкой в начале этого года так гордится ваша полиция, не просыпается просто однажды утром с желание убить. Напротив, его желание растёт в течение долгого промежутка времени, благодаря неимоверным усилиям воображения.

Это звучало совсем по-идиотски, и я ему это так и сказал:

— Мне не кажется, что Лев Бёрдик проявил особые «усилия воображения».

Этот человек потрошил своих жертв в их кроватях, пока остальные члены семьи жертвы с ужасом слушали это, сидя в соседней комнате.

— Никакого воображения нет только в самом конце, — поправил меня Алистер. — Вы правы, к тому моменту уже слишком поздно. Но, как мы узнали из наших исследований, в самом начале даже такой человек, как Бёрдик, сперва начнёт с простой картинки в голове.

Алистер прошёлся по комнате, жестами помогая мне понять, о чём он говорит.

— Ему должна понравиться картинка в его воображении. Возможно, он начинает испытывать неизведанное доселе ощущение силы, власти, и эти ощущения опьянят его. Но эта воображаемая стадия — ни больше, ни меньше плод его воображения — и в данном случае у него пока не появляется серьёзных мыслей о чьём-либо убийстве.

Внезапно его тон стал мрачнее:

— Но, как показали наши опросы, чем больше он размышляет о воображаемом убийстве, тем больше он создаёт необходимость в его совершении — и тогда он вызывает в памяти картинку убийства всё чаще и чаще. И однажды воображаемая жертва уже перестанет его удовлетворять, и в роли жертвы он станет представлять настоящих людей, даже своих знакомых. И в этот момент он задумывается о настоящем убийстве реальных людей. И с этой самой секунды лишь вопрос времени, когда…

Он мог и не договаривать. Нам стоило просто осмотреться по сторонам. По сути, Алистер, похоже, впервые с момента нашего появления заметил последствия вчерашнего происшествия.