Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Но и без козла молочка не получишь, — не промолчал Александр Федорович и вышел из комнаты. Ждать ответа жены он не собирался, зная, что это будет за ответ. Впрочем, не собирался он идти и за керосином, которого хватит еще на неделю.

— Совсем ребенок, — проворчала Клавдия Михайловна.

Евгения Сергеевна, отвернувшись, улыбнулась. Она любила теткиного мужа, хотя он и был, в сущности, чужим для нее человеком. Пожалуй, она и догадывалась, что не так он прост и бесхарактерен, как кажется, и что, уступив добровольно первенство жене, он не лишился независимости, но именно сохранил ее. С ним у Евгении Сергеевны были хорошие отношения, а вот с теткой, особенно после замужества, складывались трудно. Клавдия Михайловна недолюбливала мать Евгении Сергеевны, жену своего брата, почему-то считала ее белоручкой и вообще никчемной женщиной. Что правда, то правда — была она из «другого круга», из профессорской семьи, однако еще в юности порвала со своей семьей и жила самостоятельной жизнью. С будущим мужем и отцом Евгении Сергеевны она познакомилась в политкружке, так что ни белоручкой, ни неженкой (что также ставилось ей в вину) она не была, связав свою жизнь с пролетарской средой, и не ее вина, а ее беда, что эта среда не приняла ее, отторгнула, не признав за свою.

По тем же причинам Клавдия Михайловна была категорически против замужества племянницы: Василий Павлович был «чужак», ибо «своими» она считала только представителей рабочего класса, и желательно, чтобы представители эти имели корни в Колпине. Об интеллигенции, не имеющей дело с заводом, она отзывалась не иначе как с презрением, которого даже не пыталась как-то скрыть, и досадой, однако себя и свой род причисляла к рабочей аристократии. «Мы на чухна какая-нибудь и не пришлые, — случалось, с гордостью говаривала она. — Мы коренные!..»

Она была убеждена, что без нее Евгения Сергеевна пропадет и погубит сына, а он хоть и родился от Воронцова, а все же в нем течет и богдановская кровь. В перспективе Клавдия Михайловна предполагала вообще забрать Андрея к себе. Племянница, погоревав, и замуж может выйти — женщина молодая, красивая, — а мальчишке отчим ни к чему, да и кто знает, какой это будет отчим. У нее достаточно сил, чтобы вырастить и воспитать Андрея.

— Ты вот что, Евгения, — чуть назидательно сказала она. — Ты, прежде чем решать что-нибудь, сначала подумай как следует, что из этого получится. Не зря говорится, что семь раз отмерь, а один раз отрежь…

— Разумеется, — согласилась Евгения Сергеевна. — Именно так я и поступаю всегда.

— Как ты поступаешь всегда, это мне известно.

— Вы думаете?

— Не перебивай, что за противная мода перебивать старших! Не хочешь переезжать в Колпино — не надо. Я тебя не неволю и в няньки, между прочим, не навязываюсь. А парня оставь у меня.

— Да вы с ума сошли, тетя!

— Я-то не сошла и пока не собираюсь. У меня он будет ухожен и под присмотром. Ты не смотри, что Саша такая тряпка…

— Никогда так не думала.

— Опять перебиваешь! С Андреем они подружились. Саша и вообще детей любит. А ты устраивай свою жизнь, Евгения. Мы мешать не станем, а помочь — поможем, не чужая ты мне.

— Спасибо, тетя. За все вам спасибо. Но Андрея я не отдам. Что я без него буду делать? Зачем мне жить тогда?..

— Вот тебе и раз! — воскликнула Клавдия Михайловна. — Кто же у тебя отнимает его? Просто он будет у нас жить, в школу пойдет, а ты приезжать на выходные будешь. Что же здесь такого особенного?..

— Возможно, вы и правы, и Андрею у вас было бы лучше, пока он маленький, — еле шевеля губами, проговорила Евгения Сергеевна. — И воздух здесь все-таки почище, и речка, все это верно… Но я-то без него не смогу, поймите и вы меня!

— Понимаю, поэтому и толкую целый час, что лучше тебе поменяться в Колпино. Все рядом и будем жить.

— Я сама ничего не могу решать. Вы же знаете, что я давала подписку.

— Делов-то! — фыркнула Клавдия Михайловна. — Не на край же света ты собираешься бежать. Да про тебя и думать забыли, нужна ты кому-то.

— Не забыли, — возразила Евгения Сергеевна. — Они ничего не забывают.

— Сходи тогда и попроси разрешения переехать.

— Нет, тетя, просить и х я ни о чем не буду.

— Ишь гонору у вас сколько. Неужели у Василия друзей-приятелей нет, которые помогут? В больших же начальниках ходил.

— Были, — сказала Евгения Сергеевна. — А теперь не знаю. Никого не знаю и знать не хочу.

— Ох и упрямая ты, Евгения! — вздохнула Клавдия Михайловна. — Вся в мать. Та тоже ни своих не жаловала, ни нас. Все сама по себе, царство ей небесное. Ну, поживи, помучайся, тогда узнаешь, что лучше, а что хуже. На работу куда собралась идти?

— Найду работу.

— На старое место не возьмут, что ли?

— Нет конечно. Да я и сама не пошла бы.

— Ты же ничего не умеешь и, кроме своей бухгалтерии, ничего не знаешь.

— Я шить умею, пойду на фабрику.

— Господи прости, какая из тебя работница, — устало сказала Клавдия Михайловна.

— Ничего, другие живут — и мы проживем. А у вас я хотела… попросить…

— Проси, раз хотела.